Извас Фрай - Ночь в Новом Орлеане

– Как шесть? Всего лишь шесть?

– Да, а что такого?

– Просто темно.

– Осенью в это время всегда темно.

– Ах да, уже осень.

– Уже два месяца, представляешь?!

– Да уж, нужно привыкать к длинным вечерами и смене климата. Скоро здесь будет аж 23 по Цельсию. Холодрыга! Ну ладно, заходите уже на кофе.

Она освободила дорогу и протянула руку, приглашая нас в дом.

Если смотреть на квартиру этой незастенчивой девушки наискось, то можно явно заметить её пристрастие к слабоалкогольным напиткам и никотину, некультурность, аморальность и полное бесчестие. Но на второй взгляд перед глазами возникает совсем другая реальность: картины Поля Гогена идеально сочетались в ее обоями разнообразных и неповторимых узоров, в которых терялись глаза. Картины были дополнениями обоев, а обои были частью картин. Это идеальная гармония, которую не смог бы создать даже дизайнер с многолетним стажем. В этом месте было и противно, и уютно. Отсюда хотелось убежать, но заглядывать почаще. Несомненно, это было уникальное место, которое нужно обязательно облить бензинов и сжечь. Обязательно! Таких мест не должно быть на нашей неидеальной Земле.

Дополняло картину кошачья шерсть, дополнявшая мусор на полу. И в самом деле, через несколько секунд после ощущения калокагатии, перед нашим взором предстал кот в монокле и с гордым видом уставился на нас. Это была рыжая, как оказалось, кошка с голубыми глазами. Но гордый вид она от этого не теряла.

– О, а я не знала, что у тебя есть кошка! – вскрикнула Джесс.

– Я и сама не знала до вчерашнего дня, когда обнаружила ее у себя дома.

– То есть, это сама пришла?

– Да.

– Но как?

– Сама не знаю. Видимо, коты в этом деле получше нас, людей. Не понимаю, почему она выбрала именно меня? Но, не желая ввязываться в эти длинные поиски смысла, я просто приютила ее.

– А если у неё есть хозяин?

– Безусловно, был. Но кошка уходит от хозяина, только если он умер, или был плохим хозяином. Так или иначе, но кошка выбрала меня и теперь мы живем вместе.

– И как же ты ее назвала?

– Снорри.

– Снорри?! Почему?

– В честь скальда Снорри Стурлусона.

– Ну, он же мальчик, а она девочка.

– Мне все равно, Снорри может быть и девочкой. По крайне мере, Снорри не против.

– Откуда ты знаешь?

– Поверь, уж я разбираюсь в кошках и если бы Снорри не нравилось её имя, она бы сделала мне какую-то пакость. Но прошло больше суток и ничего не произошло.

– Не думаю, что в твоем доме можно заметить пропажу, или поломку. Тут нечему пропадать и нечему ломаться – тут все разбросанно и сломано.

– Однако вы пришли сюда по своей воли.

– Невозможно отказаться от такого приятного места. Особенно от того, что здесь готовят.

Джесс с пониманием кивнула.

Мы все же зашли на окаянную кухню. Джесс тут же взяла в руки джезву, а что было дальше выходит за рамки традиционного человеческого понимания, так как кофе у Джесс – это кофе у Джесс и этим все сказано.

Джесс признавала только кофе, сваренный в джезве. Остальной же кофе она называла «недокофе», обращалось к нему на «оно» и постоянно твердила, что «это кофе необходимо уничтожить, сжечь, споить собакам!» вот такой она была. Как я ещё продолжаю с ней общаться? Наверное, потому, что мои тараканы были куда пострашнее её.

Через пять минут варки, кофе был готов. Джесс поднесла к нам чашку, которую я раньше не видел , где я прочел:

…all these moments by lost in time…

Возможно, эти моменты и будут бесследно потеряны во времени, но запах их этой квартиры не уйдет и через сто лет. Здесь всегда будет пахнуть кофе, котом, теплом. И никогда и никто здесь не будет испытывать настоящего горя. Это место не для горя. Это место для отдыха души.

Невольно начинаю вспоминать, как сегодня проходил пиццерию. Что о ней можно сказать? Обыкновенная пиццерия, ничем не примечательная. Таких много и в городе и в штатах. Но всё же… там всегда пахло свежей пиццей, а не теми вонючими лепешками, которых называют «пиццами». Там всегда пахло свежим кофе. Смехом. Слышен был мелодичный итальянский язык и приятные слуху старые, итальянские песни. Беззаботное место. Там, как и здесь, нет места политике. Проблемы забываются и становятся прозрачными, как воздух. Выйти, правда, можно с полным животом, жирным, полным брюхом пиццы и крепким еспрессо, что всю ночь не сможешь уснуть. Но зато гарантированно счастливым. Какие странные и необъяснимые вещи делают с людьми такие обычные места. Как, например, эта квартира.

Чашка была уже наполовину пустой, а мы не проронили и слова. И хорошо. Зачем слова? Для чего они нужны? Разве слова – это не концепция пустых звуков, которые мы воспринимаем, как информацию? Слова – лишь бессмыслица, которой мы придаем слишком большое значение. Настоящие друзья могут разговаривать без слов. Зачем слова?

Возможно, мой рассудок был помутнен тяжестью дня и в мою голову приходили всякие дикости. Выше перечисленное – лишь малая часть всего. Остановить меня не могло ничто, кроме одного маленького пучка меха, которое поневоле, было названо Снорри. Она мяукала, призывая к себе внимание. Я неохотно и лениво посмотрел в сторону этого хищного зверя и понял, что это зверь может быть охотником только за человеческим одиночеством и тоской. Она разрывала их и беспощадно кромсала. Оставляя человеку ничего, кроме беспричинного счастья. Я улыбнулся. А что оставалось делать? Поддаться безумию ? Когда в четырнадцатом веке мировой эпидемией была черная смерть, сейчас же наша кара – это серая жизнь. Притом осознание этого – в средние века такого не было. Но. Если черную смерть победить было нельзя и лишь волей случая человеческая иммунная система выработала противоядие, то лекарство от серой жизнь есть. Но должен признать, добыть его в наше время дело не из простых. Вылечиться можно беспричинной радостью. Не на комеди-шоу и не в клубах. Это принужденный смех. Не принужденный – это когда ты понимаешь, что все плохо, но тебе все ровно хорошо. Смех без причины – признак здорового человека. Дураки – это те, кто смеются в специально отведенных для этого местах и тратят много денег, чтобы их веселили и смешили. Настоящее счастье – это то, что сидит у тебя на коленках и ласково мяукает, или прислонилась к твоему плечу, чтобы согреться в холодный осенний вечер. Вся жизнь – сплошная боль, но все не так уж и плохо…

Верь мне. Это последнее, что осталось.

Покончив с кофе, Джесс спросила:

– Не хотите чего-нибудь еще?

– Нет, – сухо сказал я, – этого хватит.

Кошка миролюбиво слезла с моих колен.

– Ну что ж, нам пора, – тем же голосом сообщил я.

– Уже?

– Да, как раз время.

С тяжелым сердцем и я, и Чарли переступили порог ее дома. Что и сказать, на самом деле, покидать рай – вещь не приятная. А главное ради чего? Чтобы вернуться в такой знакомый и до того скучный дом?! Нет, уж лучше кинуть всё. Собрать, как ёжик, грибы в мешочек и уйти в туман. И не вернуться никогда. Потеряться. И найти себя и своё место. Это очень старая сказка, но как хорошая история – на все времена. Всегда завидовал этому ёжику. Стать ёжиком удел младенческих грёз. Но было много вещей, не позволяющие мне сдвинуться с места. Связывающие, липкие цепи. Я не мог быть как ёжик. Слишком много людей привязано ко мне, а я привязан к ним. И если мои ноги против моей воли отправят меня в великое путешествие, мне придется сломать их. Потому что кем я стану, если покину их? Они же мое всё. Она моё всё.