Лейла Элораби Салем - Лугальзагесси, царь Шумера

– Где ты был сегодня после школы, сын мой? Разве я не наказал тебе после уроков возвращаться обратно в дом?

– Отец, я встретил друга Улу, мы играли вместе… – мальчик понурил взгляд и весь затрясся, боясь наказания.

– И поэтому вы устроили беспорядок в городе.

– Отец, мы просто… – начал было оправдываться Лугу, но Укуш окриком перебил его.

– Как смеешь ты перебивать отца своего, неблагодарный?! Разве боги не велят тебе слушаться меня? Ты знаешь, какое наказание ждет тебя в царстве мертвых, когда боги прочитают над тобой приговор? Ты мой сын, ты сын верховного жреца, не должен водиться с мальчишками из бедного квартала. Я приказываю тебе это. И чтобы больше не смел убегать от слуг, когда они исполняют мой приказ! Набиту мне все сегодня рассказал. А теперь встань из-за стола. Сегодня я лишаю тебя трапезы, иди и учи то, что задал тебе твой учитель Анабашу.

– Да, отец, – Лугу молча встал и обиженно пошел к входной двери, чувствуя пристальный взгляд отца, которого очень любил, но смертельно боялся.

И теперь, когда прошло столько лет, Укуш потер вспотевшие жилистые руки в старческих морщинах и обернулся на звук шагов, доносившихся со стороны двери. На балкон, залитый солнечным светом, прошел высокий молодой человек в кожаной юбке и высоких сандалиях, что носили солдаты Шумерии. Вошедший приложил правую руку к груди и поклонился старому жрецу, который с милой улыбкой подошел к нему и ласково дотронулся до иссяня-черных густых волос, которые волнами ниспадали на широкие плечи, стянутые сзади кожаной лентой.

– Я рад видеть тебя в полном здравии, отец, – проговорил молодой человек, посмотрев на старца большими карими глазами.

– Доброе утро, сын мой. Не тревожили ли тебя злые духи во сне, не был ли спокоен ты, пока почивал?

– Хвала богам, я видел хорошие сны, но утром слуга доложил мне, что ты хочешь непременно видеть меня, отец.

– Да, Лугальзагесси, я послал за тобой, дабы сообщить хорошую новость.

Молодой человек широко улыбнулся, глаза его ярко блеснули в лучах солнца:

– И какова же новость?

– Сегодня в полдень состоится ритуал божественного брака между богом и жрицей. Этот день – день весеннего Равноденствия, ты знаешь, что в храме будут исполняться очень важные таинства, на котором будет присутствовать царь. И ты, мой сын, сын верховного жреца, обязан будешь присутствовать при совершении божественного обряда.

– Но, отец, я же ведь не посвящен в жрецы, да и какой из меня жрец, посмотри: я родился воином. Помнишь, ты сам мне рассказывал, что роды моей матери были тяжелыми, ибо я родился слишком крупным ребенком, с детства меня привлекали охота, езда в колеснице, оружие воинов. Прошу тебя, не заставляй меня проводить этот день в душном храме. Тем более, я уже договорился с моим другом Сурру-Или на счет охоты на газелей и антилоп.

Укуш взглянул на сына словно на неразумного ребенка и молча пригласил его сесть за стол, на котором стоял кувшин вина, две золотые чаши да поднос с фруктами. Когда Лугальзагесси наливал себе красное вино, изготовленное много лет назад, жрец подошел к расписной колонне и прислонился к ней одним плечом, все также глядя на сына.

– Я понимаю тебя, сын мой, ты еще молод, горяч, красив собой. НЕ каждый солдат из царской армии сравнится с тобой ростом, силой, умением управлять колесницей. Но я, твой отец, пока жив, не хочу, чтобы ты подвергался опасности. Один из слуг рассказал мне, что на прошлой охоте ты оторвался от остальных и углубился далеко в пустыню, где бродили стаи голодных гиен. И если бы не солдат Уразу, эти твари разорвали бы тебя.

– Отец, Уразу ничем не помог. Я в одиночку справился со всеми гиенами.

– Сын, сын, не искушай богов.

Лугальзагесси, явно не довольный решением старого жреца, отставил кубок с вином и встал со стула, выпрямившись во весь свой рост. Длинные крепкие ноги, широкие мускулистые плечи, волевой подбородок, миндалевидные темные глаза с живым огоньком, орлиный нос – весь этот облик никак не соответствовал жрецу, который целыми днями проводит, стоя на коленях перед статуями богов и воскуряя благовония. С глубоким сожалением признав сей факт, Укуш лишь устало уселся в кресло и слабым голосом сказал:

– Иди в свою опочивальню, сын мой, и готовься к религиозному бракосочетанию.

– Но, а как же охота…? – в недоумении спросил Лугальзагесси.

– Попроси Саяру сходить в дом Сурру-Или и сообщить, что охоту придется отменить. У вас еще будет время для более крупной добычи.

Молодой человек ушел от отца в плохом настроении. Омовение, натирания благовоний на тело – все это окончательно вывело его из себя и, сорвавшись на рабов, будущий царь поехал в паланкине до храма, в душе проклиная все эти жреческие обряды, молитвы, песнопения. Была бы его воля, разве позволил бы он своим воинам годами просиживать под боком у своих жен, превращаясь в слабых женщин, которые боялись одного лишь вида крови. Ах, почему же нынешний царь медлит с войной? Почему целыми днями проводит в храмах перед статуями богов, а не несется по раскаленной пустыне в колеснице со своей армией, покоряя некогда жестоких правителей Лагаша? Если бы он, Лугальзагесси, стал бы царем, то на следующий же день приказал воинам готовиться в поход, дабы стать единовластным правителем Шумерии, дав своему народу покой и процветание. Но сейчас, пока сильна власть жрецов, никто и не думает восстать против правителя Лагаша. Весь Умма склоняется перед ним в униженном раболепном поклоне, позорно платя дань. Неужели так будет продолжаться вечно, или царь, наконец-то, оставит храм и займется более важными вещами?

Лугальзагесси часто думал об этом, и думы эти причиняли ему неимоверные страдания. Ему хотелось рвать на себе волосы, плакать, но вместо этого он лишь еще сильнее сжал подлокотники кресла, установленной внутри паланкина, и краем глаза смотрел на толпы людей, которые при виде приближения верховного жреца и его сына бросали свои дела и падали на землю в земном поклоне.

Процессия остановилась подле храма колоссальных размеров. Ряд толстых колонн подпирал свод, расписанный всевозможными тайными знаками. Золотая статуя бога находилась в нише в глубине главного зала, рядом с которой жрецы установили религиозный алтарь и несколько жертвенных сосудов, куда польется кровь животного, приготовленного на закалывание. Стройная процессия жрецов в белоснежных одеяниях вошла в главный зал, монотонно произнося заклинания. В руки одного из них был золотой кубок, украшенный драгоценными камнями, из которого вился дымок благовоний, зажжённых за минуту до начала ритуала.

Укуш стоял рядом со статуей бога в окружении царя, сына и жреца, в чьи обязанности входило соблюдение порядка во время религиозных праздников. Молодой жрец воскурил благовония перед золотой статуей и молча провел царя в одну из комнат, где было приготовлено ложе для скрепления брачного союза. Прекрасная молодая жрица в белой тунике, сверкая золотыми украшениями пала ниц пред своим божественным супругом и, взяв его за руку, провела к матрацу, что находился в алькове. Жрец очистил постель кедровой эссенцией и уложил на нее жрицу, после чего поклонился и вышел из комнаты. Оставшись одни, «супруги» принялись совершать омовения: сначала жрица омыла себя благоухающей водой, затем царя, который с любовью смотрел на нее изящные руки, стройное тело и красивое словно луна лицо. После омовения девушка натерла себя мылом, оросила маслом и кедровой эссенцией каменный пол. Когда приготовления к брачной любви между богом и жрицей было готово, царь откинул край полога и лег рядом с «супругой», которая была чиста и впервые познал мужчину.