Светлана Бестужева-Лада - История России в лицах. Книга вторая

Во всё время царствования Екатерины I Анна Петровна с супругом пребывала в Петербурге. Но как только императрица весной 1727 года скончалась, вертевший ею, как куклой светлейший князь Александр Меншиков поспешил избавиться от опасной соперницы. Анна действительно была категорически против планов князя выдать замуж его дочь Марию за малолетнего императора Петра II. Она пыталась убедить мать не делать этого и передать престол Елизавете. Но слишком многим Екатерина была обязана Меншикову, чтобы отказать ему в этом браке.

Аристократия же, ненавидевшая и Меншикова, и «приблудную» дочь Петра, сохраняла нейтралитет. Это позволило всесильному тогда будущему императорскому тестю буквально вытолкать молодую герцогскую чету в Киль. Больше Анна никогда не увидела России.

Уезжая, Анна так и не смогла получить ни своего приданого, ни дорогих вещей, подаренных на свадьбу, лишь сравнительно небольшую сумму денег, оставленных ей по завещанию матери. Это было еще одним мелким и мстительным поступком князя Меньшикова, который соглашался выдать приданное только под расписку герцогини Голштинской, а Анна упорно ставила прежний «титл» – наследная принцесса Российская. С этим и отъехала на чужбину в обществе нелюбимого супруга, крайне недовольным «высокомерным упрямством» Анны Петровны.

И началась мучительная для Анны жизнь в Киле. С мужем ее связывала только беременность, а все надежды герцогиня возлагала на оставшуюся в России сестрицу Елизавету и на рождение сына. О дочери она и думать не желала. Герцог же не желал думать вообще ни о чем.

«Многочисленные свои досуги, – писал Ф. Берхгольц в своих дневниках, – Карл наполняет или попойками, или пустейшими препровождениями времени. Он учреждает из своих придворных то форшнейдер-коллегию, то тост-коллегию, устав которой определяется мельчайшими подробностями всякого ужина. Вдруг устанавливается им какой-нибудь орден „виноградной кисти“, а через несколько времени – „тюльпана“, или „девственности“, и он с важностью жалует шутовские их знаки некоторым приближенным».

Из этого описания становится понятным, в кого пошел будущий император всероссийский Пётр III, обормотство которого приводило впоследствии в изумление даже его родную и любящую тетушку, императрицу Елизавету Петровну.

Одиночество стало уделом беременной к тому времени герцогини Анны. Она, всю жизнь окруженная вниманием и заботой, не привыкла к такому обращению и стала писать жалобные письма домой, сестре Елизавете. Унтер-лейтенант русского флота С. И. Мордвинов вспоминал, что когда Анна передавала ему с оказией письма в Россию, то горько плакала. В одном из писем, которое привез Мордвинов, было сказано:

«Ни один день не проходит, чтобы я не плакала по вас, дорогая моя сестрица!»

10 февраля 1728 года у Анны Петровны родился сын, которому дали имя Карл-Петер-Ульрих и для которого кильский магистрат изготовил серебряную колыбель, обитую внутри синим бархатом. Горожане ликовали, но Анна Петровна не слышала радостных возгласов и не видела бесчисленных фейерверков в честь желанного сына.

После родов она чувствовала себя очень плохо, ее бросало то в жар, то в холод. 15 марта 1728, едва достигнув двадцатилетнего возраста, герцогиня умерла от открывшейся скоротечной чахотки. В последний день своей жизни она горела жаром, металась в бреду, просила вина. Но выпить его она уже не могла.

«Ее сокрушила тамошняя жизнь и несчастное супружество», – писала впоследствии в своих «Записках» Екатерина II о смерти герцогини Анны в Киле. И, пожалуй, была совершенно права. Крах всех амбициозных планов, жизнь в крохотном городишке, дурак и пьяница муж… Бороться за жизнь не имело никакого смысла.

Перед смертью Анна просила об одном – похоронить ее «подле батюшки». Последнюю волю герцогини могли и не исполнить – в России уже дули другие ветры. Но в Петербурге, жило множество людей, которые не забыли дочь своего царя. В Киль из Петербурга за прахом Анны направились корабль «Рафаил» и фрегат «Крейсер». Под сенью Андреевского флага любимая дочь Петра пустилась в последнее плавание домой.

Ее похоронили в Петропавловском соборе 12 ноября 1728 года рядом с ее державными родителями. Как она и хотела.

Из Москвы, куда переехал двор нового юного императора Петра II Алексеевич на похороны не приехал никто. Не было даже сестры Лизоньки, которая уже успела выплакать свое горе за несколько дней после получения известия о смерти Анны и уже снова беззаботно веселилась на охотах и балах.

Но с Анной Петровной, русской цесаревной и голштинской герцогиней, пришли проститься корабельные мастера, офицеры, моряки – словом, верные товарищи и сослуживцы русского корабельного мастера Петра Михайлова. Им было невесело: Петропавловский собор стоял недостроенный, всюду по городу виднелись следы запустения, великую стройку бросили на произвол судьбы…

Анна Петровна могла бы стать русской императрицей… Но после внезапной смерти юного императора – внука Петра Великого, российская знать призвала на престол совсем другую Анну – Иоанновну. И дела Петровы, как и его заветы, были надолго забыты. Лишь десять лет спустя на российском престоле оказалась младшая «дщерь Петрова» – Елизавета, которая объявила своего единственного племянника наследником русского престола, женила его на немецкой принцессе Софии Фредерике Августе (будущей императрице Екатерине II), а девочке, родившейся от этого брака, дала имя Анна…

И еще: в память о безвременно почившей Августейшей супруги, герцог Голштейн-Готторпский Карл-Фридрих в 1735 году учредил придворный орден Святой Анны четырех степеней с бриллиантовыми знаками. Но историки связали его появление с правлением Анны Иоанновны, не имевшей к нему ровно никакого отношения и получившей звание «Кровавой».

Анна Первая в России так и не появилась.

Именно так назвал Михаила Васильевича Ломоносова Александр Сергеевич Пушкин, всю жизнь бывший его большим почитателем. «Уважаю в Ломоносове великого человека, но, конечно, не великого поэта, – писал он. – Между Петром I и Екатериною II он один является самобытным сподвижником просвещения. Он создал первый университет; он, лучше сказать, сам был первым нашим университетом».

Трудно не согласиться с этим определением, хотя и поэтом для своего времени Ломоносов был – неординарным. Не признавая того, Пушкин учился у него мастерству, как и у Державина, и у Тредьяковского. Но личность Ломоносова сама по себе настолько велика и значительна, что званием «поэта» он мог спокойно пренебречь. У него было предостаточно других заслуг перед Россией.