Исса Плиев - Дорогами войны

Это было правильно для его корпуса, но неверно для группы в целом. Приказ Жданову был таким: «Оставить часть сил на месте и имитировать подготовку к прорыву. Главные силы корпуса вывести на направление 10-й гвардейской и 30-й Краснознаменной кавдивизий в готовности к вводу в бой в направлении Ново-Николаевка, Сталино». Танковая атака здесь обеспечивалась хорошо разведанными бродами.

В середине дня мехкорпус вступил в бой для развития успеха кавалерийских дивизий. Сопротивление противника было сломлено. Войска конно-механизированной группы снова перешли к преследованию. Разгромленные части уже упоминавшихся дивизий противника бросали на дорогах танки, самоходки, орудия, автомашины и другую боевую технику и бежали, полагаясь лишь на собственные ноги. Мы, разумеется, не могли поступить подобным образом, чтобы ускорить преследование. Все, буквально все приходилось тащить с собой. Но преследование продолжалось успешно.

Чтобы не дать противнику оторваться, передовые части выбрасывали вперед на пути отхода гитлеровцев тачанки с противотанковыми ружьями и из засад расстреливали отходящие колонны, задерживая их движение, рассеивая и разгоняя их. Этот тактический прием быстро распространился во всех полках. Стоило казаку 1-го эскадрона 32-го гвардейского кавалерийского полка Кужарову удачно выскочить с противотанковым ружьем вперед, устроить засаду и поджечь несколько автомашин, как из-под пера парторга эскадрона старшины Мельникова вышло несколько боевых листков, в которых был описан подвиг коммуниста Кужарова и даны советы, как лучше делать засады.

Вперед устремились целые подразделения, а затем и части. Весь день под проливным дождем и снегопадом мокрые и предельно усталые, мы неотступно в коротких кровопролитных схватках били врага. Даже прославленная солдатская шинель казалась невыносимо тяжелым грузом на отекших плечах солдат и казаков. И спросил я у казака Остапа Кушнаренко, не сдадут ли силенки, если еще сильнее поднажать? Ведь никак нельзя дать противнику закрепиться на Малом Куяльнике.

– Пошто нет, товарищ командующий, можно. Ще в два-три раза быстрее можно, – уверенно ответил он.

– Ха, – выдохнул его сосед, – в тебе, Остап, и так вот-вот жила лопнет.

– Так то ж одна. А мы, кубанцы, двужильные, но есть и трехжильные, – отмахнулся от соседа Кушнаренко. – Не сомневайтесь, товарищ командующий, выдюжим.

…Генерал-полковник Шернер предпринял еще одну попытку остановить конно-механизированную группу, прорвавшуюся в глубокий тыл его армий. Он объединил 3-ю и 97-ю горнострелковые, 256-ю и 335-ю пехотные дивизии и только что подошедшую свежую 127-ю пехотную дивизию в ударную группу. Командующим этой группировкой был назначен, по показаниям пленного офицера, генерал Расп. Штаб группы разместился в хуторе Лозовый.

Группировка генерала Распа, по показаниям пленных, заняла оборону на высотах западнее и юго-западнее Сталино, то есть на высотах, прилегающих к реке Малый Куяльник. Город расположен в котловине, образованной окрестными высотами. Река делит его на две равные части, западные скаты круто обрываются, образуя многочисленные промоины. Наличие каменных зданий и церкви позволяло создать здесь крепкие опорные пункты и узел сопротивления, подходы к которому могли прикрываться огнем с прилегающих высот.

Было уже темно, когда передовые части конно-механизированной группы, сбив усиленное боевое охранение противника с восточных высот, вышли к реке Средний Куяльник. В слиянии Среднего и Малого Куяльника и находился городок Сталино. В результате захвата контрольных пленных подтвердились данные о том, что в районе Сталино находится до пяти дивизий противника. Необходимо было найти «ахиллесову пяту» его обороны. Пока что было ясно одно: атаковать надо ночью и непременно захватить Сталино. «Обходный маневр справа? – прикинул я. – Но для этого надо форсировать две реки и несколько балок. Слева тоже не легче». Невольно представляю, как полки поднимаются и снова, надрываясь, идут сквозь дождь и непроглядную тьму по глубокой и вязкой грязи. «Может быть, дать час-другой отдохнуть? Тем временем лучше изготовить артиллерию, организовать работу органов тыла, закончить сосредоточение мотопехоты и танковой бригады, а в полночь начать прорыв на узком фронте? Пожалуй, так лучше».

Штаб конно-механизированной группы расположился в Марциановке. Это было несколько северо-западнее Сталине.

Офицеры штаба сразу же разъехались по соединениям, чтобы быстрее и точнее довести до командиров боевые распоряжения, помочь подтянуть все, что отстало, организовать взаимодействие, собрать сведения о расходе боеприпасов и горючего, о потерях. Эти сведения требовал фронт. Мы, конечно, добросовестно докладывали о наших потребностях, но знали, что помочь нам смогут только после операции. А нужда была большая. Дело в том, что с отрывом от войск фронта, а значит, и от фронтовых баз снабжения подача горюче-смазочных веществ, боеприпасов и продовольствия, по существу, прекратилась. Из-за бездорожья расход горючего возрос в три-четыре раза. Почти непрерывные, как правило, самые «прожорливые», ближние бои с потрясающей быстротой поглощали боеприпасы. Ведь при столкновении с врагом грудь в грудь не прикажешь экономно расходовать боеприпасы, не превышать лимита. Казаки стали захватывать немецкие автоматы и боеприпасы к ним, гранаты с длинными деревянными ручками, 81-мм мины с дополнительными кольцевыми зарядами (они использовались для стрельбы из наших 82-мм минометов) и многое другое. Большие надежды мы возлагали на станцию и город Раздельная, где находилась крупная база снабжения противника.

С вечера поднялась сильная пурга, резко похолодало, землю сковал гололед. Хорошо подобранные передовые отряды на широком фронте спустились к реке и под покровом непроницаемой тьмы начали переправляться вброд. Несколько усиленных эскадронов и дивизионов были направлены для перехвата путей отхода противника.

Полки 10-й гвардейской кавалерийской дивизии и бригады 4-го гвардейского мехкорпуса бесшумно подтягиваются на скаты высот перед городом. Мы стоим по колено в грязи и нетерпеливо ждем. Атака в 2.00, без сигнала, без артподготовки, в полной тишине. Ветер сильный, порывистый. Мокрый снег бьет в глаза, слепит. Ко мне подходит генерал Головской.

– Дивизия сосредоточилась на исходном рубеже, – докладывает он, – автотранспорт подтягивается, пробиваясь через грязь.

– Двинулись вперед, – говорю я и смотрю на часы – 2.00.

Он понимает, что это – о начавшейся атаке города.

Невольно вслушиваюсь, стараюсь уловить движение полков. Тишина. Кажется, слышу, как падает снег. Время тянется мучительно медленно. Я почему-то вспоминаю разговор с полковником Каревым перед форсированием Тилигула и спрашиваю Василия Сергеевича: