Евгений Анташкевич - Хроника одного полка. 1916 год. В окопах

© Е.М. Анташкевич, 2016

© ЗАО «Издательство Центрполиграф», 2016

© Художественное оформление, серии, ЗАО «Издательство Центрполиграф», 2016

…Нынѣ предстоитъ уже не заступаться только за несправедливо обиженную родственную Намъ страну, но оградить честь, достоинство, цѣлость Россiи и положенiе ея среди великихъ державъ.

Мы непоколебимо вѣрим, что на защиту Русской Земли дружно и самоотверженно встанут всѣ вѣрные наши подданные.

Въ грозный часъ испытанiя да будутъ забыты внутреннiя распри. Да укрѣпится еще тѣснѣе единенiе царя с его народомъ, и да отразитъ Россiя, поднявшаяся какъ одинъ человѣкъ, дерзкiй натискъ врага. Съ глубокою вѣрою въ правоту Нашего дѣла и смиреннымъ упованiемъ на Всемогущiй Промыселъ, Мы молитвенно призываемъ на Святую Русь и доблестныя войска наши Божiе благословенiе.

Данъ въ Санкт-Петербурге, въ двадцатый день iюля, въ лѣто отъ Рождества Христова тысяча девятьсотъ четырнадцатое, царствованiя же Нашего въ двадцатое.

На подлинномъ собственною Его Императорскаго Величества рукою подписано:

«НИКОЛАЙ»

14 января 2014 г.

г. Москва

(начато)

В командирском блиндаже собрались все офицеры полка.

Телефонист доложил, что командир выехал утром из штаба армии, значит, скоро должен быть.

Клешня расстарался, и от полевой кухни, расположившейся в одной версте в глухом лесу, к ходам сообщений сновала двуколка, а дальше денщики других офицеров несли бачки с угощением в командирский блиндаж.

Опустились ранние декабрьские сумерки, воздух над землёй сгустился в непроницаемый балтийский туман, и только это сделало возможными ведущиеся приготовления без риска попасть под немецкие гаубицы.

Блиндаж был оборудован добротно. За два месяца, когда полк тут встал и окопался, драгуны натаскали лесу, напилили доски и построили командирский блиндаж в шесть накатов с засыпкой, с деревянным полом и обшитыми стенами; большой, подпёртый под потолок пятью в ряд толстыми брёвнами, с дощатым столом посередине, за которым могло усесться всё офицерское собрание.

В красном углу под иконами стояла рождественская ёлочка, украшенная самодельными игрушками, на потолке и по стенам развешаны еловые ветки с шишками.

Офицеры ждали командира, чтобы поздравить с повышением в чине. Об этом событии заранее и по большому секрету стало известно из штаба фронта из делопроизводства генерал-квартирмейстера. Секрет был уже, конечно, не секрет, но все усиленно делали вид, что ничего не знают, и десять дней назад, сразу после Рождества, провожали командира с актёрски равнодушными лицами.

За столом в дальнем углу под венской лампой-летучкой сидели ротмистр Дрок, ротмистр фон Мекк, доктор Курашвили и на раздаче поручик Кудринский.

Трое играли азартно, Курашвили механически, он думал о чём-то о своём, и это не осталось незамеченным. Когда доктор в очередной раз прокинулся, к нему обратился недовольный фон Мекк:

– Алексей Гивиевич! Евгений Ильич играет распасы́, а вы вместо того, чтобы скидывать, берёте его взятки. Всю игру ломаете, дьявол вас побери! Так негоже!

Курашвили поднял на ротмистра виноватый взгляд. Кудринский скромно промолчал, он ещё не привык, что совсем недавно он из категории субалтерн-офицеров был переведён командиром первого взвода № 6 эскадрона и одновременно назначен начальником учебной команды разведчиков. А ещё его досрочно повысили в чине, и он стал поручиком.

– В картах, уважаемый Алексей Гивиевич, как на вой не – упущенный шанс более не возвращается! – утвердился последним словом фон Мекк.

«Да знаю я!» – хотел было огрызнуться доктор, но промолчал. Он прекрасно понимал, что своей невнимательной игрой он не даёт отыграться фон Мекку, который в самом начале пули нарисовал на Дрока зуб. Но у Курашвили была и объективная причина – сегодня карта ему не шла, а поговорка «карта не лошадь, к утру повезёт» не срабатывала. Он клал очередную карту, фон Мекк тихо матерился, Дрок подкидывал свою, Кудринский сидел на раздаче и краснел.

«Не надо было садиться!» – думал Курашвили, но до конца игры выйти из-за стола никак не мог.

У Курашвили за спиной на предпоследнем круге встал и наблюдал за игрой прикомандированный к полку инженер-сапёр поручик Николай Николаевич Гвоздецкий, с первых дней показавший себя весельчаком и жизнелюбом. Он прибыл в полк перед Рождеством, быстро стал своим; он прибыл после излечения от раны, которую получил в сражении под Свенця́нами в сентябре прошлого года.

В итоге на этом круге Курашвили забрал все взятки.

Дрок хищно улыбался, потирал руки и следил за пулей.

Пулю на большом прямоугольном куске фанеры, обшитом зеленым сукном, писал Кудринский. У Кудринского был каллиграфический почерк, и это важное дело всегда поручали ему.

Курашвили пожал плечами, как будто хотел сказать, мол, не везёт так не везёт, господа или «что-то мне сегодня не везёт, господа», но его вдруг опередил Гвоздецкий:

– Карта действительно, дорогой Алексей Гиевич, не лошадь, ежели не везёт! Она бывает хуже осла… уж, коли заупрямится, то её хоть стреляй! На вашей позиции надо бы руку сменить, а? Как думаете? Я готов взять на себя вашу гору, не против?

Это предложение было, по сути, очень кстати, но оно почему-то задело Курашвили, а сильнее задело «Гиевич» вместо «Гивиевич», и он уже начал оборачиваться к Гвоздецкому, чтобы высказаться, но Гвоздецкий поправился:

– Гивиевич! Извините, доктор, у нас в полку тоже был грузин, как и вы, только его звали Анзор Гиевич! Простите меня великодушно, привычка!

Курашвили вздохнул и уступил место Гвоздецкому.

Тот уселся и хлопнул в ладоши:

– Ну что, господа, на новой руке – полный круг распасов, никто не против?

Все согласно кивнули.

– Тогда, поручик, – Гвоздецкий обратился к Кудринскому, – крутите сверху по одной! Начнём-с?

– Продолжим-с! – в тон поручику парировал Дрок и изобразил в адрес нового игрока очень злобную улыбку.

Курашвили встал за спиной у Гвоздецкого, он увидел его карты и поразился – они в точности совпадали с теми, что были у него во время последней игры.