Владимир Виджай - Кровь не вода

Сталин твердо верил, что сумел обыграть и Англию, и Францию, и Америку.

Известие о нападении Гитлера на Советский Союз пришло в Соединенные Штаты, когда там из-за разницы во времени двадцать второе июня еще и не наступило. В чикагской страховой компании «Дуглас и сыновья» наперебой обсуждали эту неожиданную новость.

– Ну и достанется теперь дяде Джо от друга! – говорил один.

– Надо уметь выбирать друзей, – подхватывал другой.

В беседе не участвовал только бывший преподаватель немецкого языка, недавно поступивший на работу в компанию. Старший страховой агент Фрэнк Вильсон, обращаясь к новичку, спросил:

– Роберт, почему вы молчите? Что вы думаете об этом? Вы ведь были в Германии и, наверное, знаете больше нашего?

Несмотря на то, что Роберт Робинсон служил в компании только несколько месяцев, коллеги уважали его за уживчивый характер и за готовность всегда помочь, если кто-то попадал в цейтнот. Все повернулись в его сторону.

– Да что тут говорить! Я всегда считал, что этот маньяк не остановится. Он опасен для всего мира, и одолеть его можно только всем вместе, – спокойно сказал Роберт.

Все быстро согласились. Это было еще одним качеством, за которое уважали Робинсона: способность найти приемлемую для всех платформу.

Никогда Гордеев так не ожидал окончания работы, как сегодня. У Ларисы, служившей кассиром в кинотеатре, сегодня был выходной. Много раз они обсуждали решение, принятое ими во Франции, и всегда приходили к выводу, что поступили правильно. Иначе им грозили бы или смерть, или лагерь. Они были уверены, что в случае возвращения архива в Москву их ждала бы трагическая участь, как и других, которые становились свидетелями секретных ситуаций, не говоря уже о тайнах, касающихся самого Сталина.

Сегодня состояние Трофима и Ларисы было ужасающим. Их страна, родина находилась в такой опасности, а они отсиживались здесь, спасая себя. Мало того, они подвергли смертельной опасности людей, которые так доверяли им. Начав уже в который раз анализировать возможные последствия своего возвращения, они пришли к выводу, что следует придумать что-то другое. Супруги долго не могли уснуть. Трофиму первому пришло в голову простое решение. Время от времени в страховую компанию, где он работал, приходили письма от Комитета содействия Англии в войне с Германией. Формы помощи были разнообразные – от денежных взносов до набора добровольцами.

Старший агент по страхованию компании «Дуглас и сыновья» Фрэнк Вильсон нисколько не удивился, когда после очередного письма от Комитета, подойдя к Роберту с конвертом для денег, услышал его слова:

– Нет, мы с Ивон думаем, что помощь только деньгами недостаточна. Мы едем в Англию.

– Да, дружище, я в вас не ошибся. Я очень хорошо помню, как вы говорили о том, что мы все вместе должны драться с Гитлером. У вас слова не расходятся с делом. Вы – настоящий американец.

Роберта и Ивон провожал весь отдел.

Трофим и Лариса убеждали себя, что, помогая Англии, они помогают и Советскому Союзу. Вместе с тем, они отлично понимали, что это слабое утешение…

Саусхэмптон снова встречал их. Уже в который раз они начинали новую жизнь.

Всех добровольцев распределял Комитет по координации, где главную роль играли английские сотрудники Штаба тыла, хорошо знающие потребности армии. Владение немецким языком определило дальнейшую судьбу Трофима и Ларисы. Их направили в военную школу под Лондоном, в которой они занимались переводами с немецкого на английский различных документов, попавших к англичанам через разведывательные каналы.

– Американцы работают как машины, – говорили о них сослуживцы.

И американцы, и англичане нуждались в хороших переводчиках. Школа под Лондоном стала их главным поставщиком. Немецкий язык американца Роберта Робинсона приводил в замешательство даже допрашиваемых немецких пленных. Слава о нем дошла до самого генерала Эйзенхауэра, который затребовал его к себе в Штаб. Трофим и Лариса стали подчиняться главнокомандующему объединенными войсками.

Гитлера зажали в тиски. Еще велись боевые действия. Берлин пока не был взят, а союзники уже в секретных переговорах проверяли друг друга, выясняли, на что каждый из них согласится.

В Штаб генерала Эйзенхауэра доставили представителя немецких промышленников, которому поручили провести с американцами переговоры и склонить их быстрее занять б о льшую часть Германии, чтобы оставить Сталину меньшую – только восточные территории.

Роберт Робинсон явился на секретные переговоры в качестве переводчика. Адъютанты генерала сопроводили всех прибывших в большую, просто обставленную комнату для встреч. Немецкий представитель оказался сравнительно молодым человеком, вел себя самоуверенно, чем вызвал раздражение американского генерала. Разговор длился чуть меньше часа. После того, как представитель немецких промышленных кругов покинул комнату, Эйзенхауэр заметил:

– Ничего реального. На что они надеются? Боб, напечатайте все подробно.

Гордеев сразу же отправился в помещение секретного отдела выполнять указание генерала. Только сев за стол, он почувствовал, что весь взмок, пот градом катился по его лицу. Он взял себя в руки. К счастью, никого не было рядом. Он закрыл глаза, и лицо человека, который назвал себя представителем немецких промышленных кругов, снова четко всплыло перед ним, такое знакомое и дорогое ему, – лицо Александра Брызгалова.

Александр Брызгалов уезжал весьма довольный встречей. Он лишний раз убедился, что американцы уже понимают, что вряд ли им удастся серьезно обойти Сталина. Но больше всего он радовался за своего друга:

– Вот тебе и Гордеев! Не напрасно он ходил в любимчиках у Берковича.

Париж. Конец января 1940 года. Кафе «Ренессанс». Вот уже почти час Карл Беркович находится в до боли знакомом месте. Он не замечает почти ничего, уйдя мыслями в прошлое.

Сюда, в столицу Франции, он приехал с родителями в далеком 1901-м, первом году двадцатого века. Ему было тогда десять лет. Его отец, Фридрих Беркович, получил приглашение Сорбоннского университета читать курс лекций по истории древней Греции. Его мать, Наталия Сикорская, была родом из хорошо известной в Петербурге семьи Сикорских, предки которых попали в Россию из Германии еще в петровские времена. Красивая и образованная, она мечтала жить в столице мира, поэтому Фридрих Беркович принял приглашение французского университета, несмотря на то, что ему было грустно расставаться с университетом в Петербурге, где он считался у студентов любимым профессором.

Карлуша, как его называли родители, после блестящего окончания школы стал студентом Сорбоннского университета. Парижская молодежь, как и вся молодежь Европы, увлекалась тогда идеями социал-демократов и сочувствовала русским революционерам.