Владимир Казаков - Вспомни, Облако! Книга вторая

«Илья Муромец» стал грозой для противника. Но таких самолетов было очень мало.

Отсталость царской России, ее зависимость от иностранного капитала, бездарность и продажность генералов – причины серьезных поражений русской армии в первой мировой войне. В русской армии с каждым днем росло, ширилось движение против войны и царского самодержавия. Призывы большевистской партии о прекращении войны нашли горячий отклик и среди солдат-авиаторов.

В феврале 1917 года монархию свергли. Победа Великой Октябрьской революции открыла отечественной авиации путь к бурному развитию.

К сожалению, этого не понял талантливый русский авиаконструктор, создатель первых в мире крылатых богатырей «Русский Витязь» и «Илья Муромец» Игорь Иванович Сикорский. Он не стал врагом Советской власти, но и не поддержал ее. Предпочел оставить родину, уехать в Америку.

А его «Ильи Муромцы» продолжали работать на Россию.

Три года после Великой Октябрьской революции экипажи «Муромцев» дрались с врагами Советской власти на фронтах гражданской войны, а в конце 1920 года их крылья проложили первую пассажирскую воздушную трассу Москва – Харьков.

Путь их изобретателя Сикорского за океаном был нелегким.

Сперва начал строить летающие лодки, но чуть не удушил себя, – рассказывая об этом в 1960 году летчику-испытателю Гарнаеву, конструктор для большей убедительности провел рукой по воротнику сорочки.

– Конкуренция с такими фирмами, как «Боинг», «Мартин» и другие, оказалась не под силу. Мы задыхались от безденежья, крах был неминуем. В это трудное время нам помог незабвенный. Сергей Васильевич Рахманинов – дал денег и организовал рекламу. Но, гонимый конкуренцией, я все же перешел на продукцию, которой тогда никто не хотел заниматься, – на вертолеты и постепенно вошел в колею. Но если бы вы знали, как страстно хочется увидеть родину, навестить могилу отца в Киеве… Я еще верю в такую возможность…

Сикорский в разговоре часто повторял: «мы русские», «у нас в России», «я горжусь, что у нас такая замечательная смена», «русские дают пример высокого уровня техники, создавая такие машины». Было видно, что Игорь Иванович взволнован. Он сказал, что, находясь в нашем самолете, почувствовал себя как бы «на кусочке родной земли…» Прощаясь, он говорил, что гордится нашей авиационной техникой и что хочет приехать в Москву, – вспоминает авиаконструктор Александр Яковлев, встречавшийся с виднейшим деятелем мировой авиации в 1967 году на Международном авиационном салоне в Париже.

Этот очерк начат со сна юного Игоря Сикорского. Сон оказался вещим. Он вернулся к Игорю Ивановичу осенью 1931 года, когда конструктор сдавал заказчикам свою первую летающую лодку С-40. Самолет был уже окончательно отделан и вылетел в последний испытательный полет. Сикорский вышел в курительный салон. Когда он проходил по длинному коридору, стюардесса вдруг включила свет, и он остановился в изумлении. Наяву осуществился тот самый сон, который 30 лет был так свеж в памяти: тот же коридор, утопающий в голубом свете, такие же стены, отделанные орехом, тот же яркий ковер на полу. И особое дыхание летящего корабля, теперь такое близкое и знакомое…

Сон детства сбылся. Но остались несбыточными другие сны. Сны о потерянной родине.

Амфибия Игоря Сикорского

Есть в авиационных музеях мира самолеты-пионеры. Их сохраняют как дорогие исторические реликвии. С них делают копии и летают на них в наши дни, даже устраивают соревнования аэропланов-«пенсионеров».

Аэроплан-гигант «Илья Муромец» до нашего времени не сохранился. Но вдруг понадобился для съемок картины «Поэма о крыльях», в которой рассказывается об авиаконструкторах Сикорском и Туполеве.

Решили построить настоящий самолет. Пришлось залезть в пыльные архивы, перебрать сотни чертежей и описаний «Ильи Муромца» семидесятилетней давности. Полный успех!

Рижские и московские специалисты соорудили по восстановленным чертежам «Илью Муромца». Желтокрылый пионер тяжелой русской авиации вновь научился двигаться и отрываться от земли на летном поле аэроклуба колхоза «Накотне».

Теперь «Илья Муромец» – экспонат музея ВВС в Монино

«Илья Муромец» в музее авиации в Монино.

В канун первой империалистической войны сотню солдат из всей «русской армии отобрали для учебы в Англии летному делу. Шестьдесят из них отсеялись после первых же учебных полетов. Двадцать два русских рядовых закончили первоначальное обучение, и их направили в высшую школу пилотажа. И лишь пять ее окончили. Среди них крестьянский сын Иван Чучин, впоследствии – первый красвоенлет в Туркестане.

Короткое гостевание в родном селе подходило к концу.

– Кажи толком, куды тебя гонят, Ванька? – в который раз спросила мать. Сухонькие пальцы ее сучили нить на прялке, а глаза из-под белесых бровок остро смотрели на сына.

– Так я ж говорю, на офицера учиться, мамаша!

– А что ж в аглицкую сторону везут, в России места для ентова нет?

Иван замялся.

– Не темни, сын, – пробасил отец. – Вон Гринька балабонит, што вы на пропеллерах иноземных лётать будете. В божьем небе перековыркиваться. Ежели так, оставь дьявольскую затею, Иван!

Лётчик Иван Чучин.

– Да не-е, врет Гринька. На офицеров, на офицеров учить нас будут.

Из соседней хаты донесся хрипловатый голос граммофона. Это Гринька привез его из города и крутил, подвыпивши, пластинки с маршами.

– Закрывайте, закрывайте окна, у коров молоко пропадет! – испуганно закричала мать и плюнула, оборвав сученую нитку.

– Эх, браты, щас бы щец миску да картохи чугунок, у меня с проклятого французского бульону кружение в брюхе!

– Этто у тя с волны. Качает тошно.

– Может, английские харчи-то покрепле будут?

Вот переплывем Ламаншу, спытаем… Глянь, глянь, рыба над водой сигает!

Все с ленцой придвинулись к иллюминаторам, чтобы взглянуть на диковину. Только Иван Чучин раскачивался на подвесной койке с книжкой

в руках.

– Вань, а Вань, почитал бы ты нам в голос? – отвернувшись от рыбьих плясок, попросил его земляк Григорий. – Может, про аглицкую царицу там и ее мадамов?