Елена Гостева - Стрекозка встает на крыло

www.napisanoperom.ru

Все права защищены. Никакая часть данной книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме без письменного разрешения правообладателя.

© Елена Гостева, 2016

© Издательство «Написано пером», 2016

Чем можно оправдать высылку мальчишек-кадет в солдаты? Сколь ни размышляй, ни подыскивай объяснения, не находится никаких разумных доводов. Кроме одного, что генерал Демидов проявил излишнее рвение из страха пред новым императором и собственной жестокости. По столице распространялся страх – беспричинный, ползущий от ног по спине до самой макушки, словно морозный сквозняк от плохо прикрытой двери. Всё общество было потрясено казнью пятерых офицеров; дворяне, затаив дыхание, гадали, что ждать от дня грядущего, ожидали его с ужасом, пугали сами себя и распространяли страх всё шире и всё дальше. Давно, очень давно никого из российских дворян не приговаривали к смерти, к тому ж столь позорной – через повешение. Елизавета сама давала обещание, что никого на плаху не отправит, Екатерина, хорошо понимая, что её права на трон сомнительны, боялась ссориться с дворянством и вынужденно проявляла снисходительность. Мудрейшая императрица выказывала своё недоброжелательство, кого-то отправляла в отставку, удаляла от двора, но не более! Одному сенатору-взяточнику подарила на именины вышитый собственноручно огромный кошель, чтоб было куда деньжищи ворованные класть. И что с того? Посмеялись, пошушукались придворные, да на том и дело кончилось. Недовольна была Екатерина, что дворяне в масонские общества вступают, не обращая внимания на её запретительные указы. Но наказала ль кого в исполнение сих указов? Нет, лишь пьесы сочиняла, в которых франкмасоны высмеивались. Её внук Александр, принявший корону из рук убийц императора Павла, как и бабка, был замаран, повязан с цареубийцами и также не смел никого казнить. А Николай Павлович, император Николай Первый осмелился. Он был строг, и все признавали: имеет на то полное право! Его нельзя упрекнуть ни в узурпации власти, ни в чём другом, он ничем не запятнан.

Боялись и только с самыми доверенными лицами, причём – шёпотом! – осмеливались обсуждать все тревожащие их новости ещё и потому, что самого императора знали недостаточно: до восхождения на престол великий князь Николай Павлович был простым бригадным генералом, оставался в тени старших братьев, за ним не следили пристально, плохо знали и его характер, и наклонности. Общество более присматривалось и восхищалось его супругой: Александра Фёдоровна, величественная и грациозная, строгая и веселая, представлявшая законченный тип немецкой красоты, вдобавок ко всем своим достоинствам являлась дочерью прусского короля Фридриха, а не какого-нибудь малозначащего герцога, то есть не ровня немецким принцессам, что въезжали в Россию до неё. И сам Николай Павлович, в отличие от старших братьев, не заводил романов на стороне: он обожал супругу, был счастлив в браке. Вот и ещё одна причина робости пред ним: многие ли в высшем обществе соблюдали супружескую верность? А вдруг и за это осудит?

Столица замерла, словно бы затаилась. Всё на первый взгляд оставалось тем же: серо-голубое небо над головой, прямые проспекты с браво марширующими гвардейцами, та ж толкотня на соседних с проспектами нешироких улицах, крики лихачей да лотошников: «Прокачу!», «Пирожки!». Но в воздухе как будто появилось нечто невидимое, свинцово-гнетущее, тревожное, отчего люди оглядывались недоверчиво на незнакомых, в каждом невзрачном человечке подозревали шпионов, втягивали головы в плечи, словно опасаясь, что сверху на них непременно должно что-то свалиться. Телятьев, отсутствовавший два с половиной года, ощутил это отчётливо. Над Петербургом витал страх. Размышляя о причинах, Телятьев признавал, что император имел право казнить бунтовщиков. Вот и генерал Лапин утверждал, что распустились господа, подражать французским смутьянам взялись, наказание заслужили. Но кадеты-то при чём? Их-то за что было из корпуса изгонять да отправлять под конвоем в солдаты, зачем их юные жизни губить? На эти вопросы и Александр Петрович, который знал гораздо больше, чем говорил, лишь недоумённо пожимал плечами и отвечал, что император ещё не успел вникнуть во все дела, надо, мол, надеяться, что он разберётся, и справедливость восторжествует. Но когда ещё он разберётся, сколько времени мальчишкам в отдалённых гарнизонах солдатские ранцы таскать? А если рьяные унтера забьют кого-то из мальчишек до смерти?

Тяжело дышалось в эту зиму в любимом Санкт-Петербурге, и поручик поспешил с отъездом в армию. Не дай Бог, страх окажется заразным, прилипнет, и потом попробуй-ка, избавься! В дороге перебирал документы, подготовленные для него писарями из канцелярии Лапина. Александр Петрович посоветовал изучить историю полка, в котором предстояло служить, и перед прощанием вручил толстую папочку с бумагами: копии документов, выдержки из газет, брошюр, в общем, всё, что нашлось о Харьковском полку и местности, где он стоит.

Степное и лесное пространство между Доном и Днепром в прошлом было незаселённым и именовалась Диким полем, Диким, потому что служило коридором для кочевых татар меж Донским казачеством и Украинской гетманщиной. Через него крымские татары ходили на Русь, выбирая те пути, по которым не надо было переплавляться через глубокие и широкие реки, или те, где имелись броды. Пути их так и назывались – бродами. Например, печально знаменитый Муравский шлях начинался от крымского Перекопа и шёл до Тулы (всего 160 верст до Москвы). Книга «Большого чертежу» называла одиннадцать таких татарских шляхов-бродов.

Иван Васильевич Грозный, покорив Казань и тем избавив русские селенья от набегов с востока, обратил свой взор на юг и в 1571 году отправил князей Воротынского, Тюфякина и боярина Булгакова со стрельцами создавать сторожевую службу на татарских бродах, устраивать заставы на пограничной линии. При его сыне Фёдоре Иоановиче заставы превратились в города Воронеж, Валуйки, Белгород, Курск, Ливны. Засечная, сторожевая линия понемногу переносилась на юг, всё далее и далее от Москвы. Смута начала XVII века на время приостановила продвижение Руси в степь, но вскоре после воцарения Михаила Романова оно продолжилось. По велению государя на окраины переселялись, в первую очередь, служилые люди: стрельцы, дети боярские и русские казаки. Крестьян было мало. Кроме великороссов на Слобожанщину устремились черкасы: так называли жителей Правобережной Украины. Они, черкасы, искали спасения от произвола польских панов на левом берегу Днепра и играли большую роль в борьбе с татарами. Чем сильнее притесняли православных людей в панской Польше, тем быстрее заселялось Дикое поле. Большинство нынешних слобожан – потомки тех черкас, то есть православных русских людей, перебравшихся с правого берега.