Елена Гостева - Стрекозка встает на крыло

– Зря, что ль, приехали? Вот жидовская морда, до чего неуступчив! – бубнил ротмистр, но и хвалил сам себя. – Однако я смог на своём настоять, не уступил. Где это видано: за коня для солдата по триста пятьдесят платить?

Подходя к усадьбе и завидев на веранде дам, ворчун заулыбался:

– Зато, думаю, здесь мы получим удовольствие от бесед… А, пожалуй, намекну графине, что не будем коней брать: управляющий упрям, как осёл. Пусть-ка приструнит скопидома.

Так и поступил. Поклонившись, сказал мадам, что сожалеет, но они вынуждены оставить милое дамское общество – поговорив с управляющим, выяснили, что приехали напрасно.

– Как? Вы не довольны мною? – испугалась Старжинская. – Вы хотите обидеть нас, оставить в тоске-печали, покинув так скоро?

– Так ведь мы ж по делу здесь… – извинился гость.

– А если без дела, никогда не навестили? Обошли бы стороной? Я хочу, чтобы вы просто погостили у меня как самые желанные дорогие друзья! Ужель я столь стара, что провести со мной вечерок вам нисколечко неинтересно? Но, господа, хоть моих дочерей не обижайте! Ужели и они недостойны вашего внимания?

Упрёки сыпались и сыпались, Брюховецкий с Телятьевым на каждый отвечали комплиментом; юные панночки, не отставая от матери, тож то изображали обиду, то кокетливо заигрывали. Как будто шло соревнование: кто кого переусердствует в галантности. И офицеры уступили. Выйдя после обеда в сад, Эмилия напомнила уланам о шумном бале у графа Потоцкого, и капризным голоском пропела:

– Там Вы пригласили меня на танец всего один раз!

Брюховецкий чуть не растаял от благодарности: она этого не забыла, а он-то сам в мелькании хорошеньких лиц на балу её не упомнил.

– Господа, а Вы осматривали графский парк? Нет? – поинтересовалась барышня. – Обязательно посетите: парк Софиевка, назван в честь жены графа. София была самой-самой прекрасной женщиной на свете, обаятельнейшей, и из любви к ней граф Станислав, отец нынешнего графа, создал это чудо. В парке столько очаровательнейших уголков: фонтаны, гроты, водопады, причудливые колонны – и всё рукотворное.

– Не верю… не верю, – восторженно взирая на Эмили, выдохнул Брюховецкий, она сделала недовольное лицо, и кавалер объяснился. – Не верю, что графиня София была красивей Вас. По-моему, самая прекрасная на свете – это Вы, мадемуазель.

– Вы так считаете? – панночка зарделась, опустила глазки и сделала вывод. – Значит, и я заслуживаю, чтоб для меня создали подобное чудо.

– Несомненно, заслуживаете!

– Конечно! – подтвердила Эвелина и завистливо прибавила. – София Потоцкая даже и не полячка вовсе, её наш посол в Турции на базаре купил… ей тогда лет десять исполнилось… Но она была хороша собой.

– И хороша, и умна! – тоном наставницы, не терпящей возражений, высказала в упрёк младшей сестре старшая. – Недаром её любви добивались самые известные мужчины: граф Витт, князь Потёмкин, сам король Станислав-Август, прусский король… И даже императрица Екатерина с нею советовалась, вот какая она была!

Уже далеко за полночь, расставшись с дамами, вернулись во флигель, Брюховецкий размечтался:

– Как думаете, Телятьев, я ей понравился иль нет? Может, приезд сюда для меня судьбоносен?.. А ведь чем чёрт не шутит: отчего бы мне и не жениться на столь прехорошенькой панночке?.. Говорят, поляки русских не любят. Однако в общении с нами никакой неприязни! Мы купаемся в море любезностей.

– Возможно потому, что Ваша фамилия звучит по-польски?

– Ну, я ж говорил им, что из казачьего рода… а Вам Эвели как?

– Мила. Однако не похоже, что я ей пришёлся по душе.

– Сам виноват. Когда барышня делится своими мечтаниями, нужно отвечать, что после свадьбы все прихоти любимой жены будешь исполнять, а Вы рассуждать вздумали: что необходимо, что лишнее.

– Но исполнять придётся, если обещал…

– После свадьбы хозяйство общее будет, жёнушка сама увидит, что возможно, что нет…

– И будет всю жизнь плакаться, попрекать, что её обманули…

– Не знаю, не знаю… Жаль, у меня нет состояния, подобного тому, коим обладал хвалёный граф: я б тоже ради любимой не один райский уголок создал, да на что? …Но ведь не всем же панночкам за магнатов Потоцких выходить? Богачей раз-два и обчёлся, а девиц на выданье – пруд пруди…

Следующий день провели по такому же распорядку: утром спор с управляющим, днём и вечером – в обществе дам. Еврей, сообщив, что хозяйка просила доставить удовольствие гостям, потому он сбавляет цену до 280 рублей за голову, предупредил, что это – последняя уступка, лошадей пригнать пообещался, но не исполнил. Зато гуляния по саду, приятнейшие беседы с милыми панночками, обед, ужин – в общем, всё было приправлено сладостными полунамёками и обнадёживающими взорами. Брюховецкий уже фантазировал, что дело с куплей-продажей затягивается потому, что пани Старжинская присматривается к ним как к потенциальным женихам. Однако солдаты вечером сообщили другое: завязав знакомство с мужиками, они вызнали нечто, охладившее мечтательность ротмистра. Оказалось, загвоздка в том, что хозяйка с управляющим не может никак договориться: она требует деньги срочно, торопит с продажей, а тот убеждает, что не время: надо, мол, подождать, и тогда лошади дороже будут.

– Хорошенькое дельце! Покупателей зазвали, а сами не решили, продавать ли! – изумился Телятьев. – Похоже, коня себе здесь я не найду. И приобретём ли мы лошадей для дивизии, сомнительно…

– Что же такое получается: Старжинская в своём имении – не хозяйка? Столь приятная женщина, образованная – и зависит от какого-то алчного приказчика, от жида-скопидома?! – стал рисовать жуткие картины Брюховецкий. – Представьте: он запустил жадные ручищи в её имение, наживается за её счёт, и она вынуждена просить у него деньги на самое необходимое! Как это унизительно!

– Не похоже на то, Ваше благородие, – успокоил его рассудительный унтер. – Мужики сказывают, барыня шибко капризна: то одно ей прямиком из Парижу выпиши, то другое, кабы не тот жид, всё хозяйство бы по миру пустила.

– Если светская дама не разбирается в хозяйственных вопросах, это извинительно, – тут же вступился за барыню ротмистр. – Но в таком случае она тем более нуждается в помощи разумного и добросердечного человека, а не алчного скупца-деляги.

«Уж не воображает ли он, как, став зятем, будет спасать панское имение?» – подумал поручик, вслух же сказал:

– Но она сама выбирала управляющего, не нам ей советы давать.

Ротмистр призадумался, озадаченно покрутил головой и дал задание солдатам:

– Что ж… Вызнайте, по какой цене здесь лошадей мужики да баре друг другу продают. Только ради нас жид цену задрал, или с соседа своего столько же запросил бы?