Николай Еленевский - Наперсный крест

Затем начинается благодарственное Богу молебствие с присоединением молений об успехах русского оружия. Оно завершается под громкие возгласы:

– Слава!!! Слава!!! Слава!!!.. Урр-а-а!

В конце молебствия провозглашается многолетие государю императору, всему царствующему дому и христолюбивому всероссийскому победоносному воинству.

– Слава!!! Слава!!! Слава!!!.. Урр-а-а!

На мои глаза наворачиваются слезы. Душа ликует.

Полковые оркестры, соединенные воедино, играют «Боже, царя храни». Офицеры берут под козырек. Народ начинает петь гимн. Особенно усердствует молодежь.

Все под впечатлением торжественности и необычности происходящего. Каждый из нас чувствует свою сопричастность к великому и благородному делу.

Обратно в Малую Слепянку полк возвращается с песнями. Над колонной взмывает к небесной голубизне голос рядового Корчика:

… и полк молодецки, с лихим подсвистом подхватывает:

Впереди каждой роты офицеры на лошадях. Наш тарантас замыкает колонну. Весьма пыльно. Денщик, сидящий на передке, нервно теребит вожжи:

– Может, обгоним, ваше высокоблагородие?!

Подполковник Кременецкий протестующе машет пальцем:

– Ни-ни, пыль – это сущий пустяк! – и слушает с умилением. – Вот они, мои солдаты!! Они и умирать за веру и Отечество будут с песней! Я видел их под Севастополем! Нет людей более геройских, чем наши люди!

Тарантас медленно катит по проселочной дороге, покачиваясь на ухабах. Мы продолжаем глотать пыль, взбитую сотнями крепких ног, обутых в новые сапоги.

А над окрестными полями разносится:

– Да, ваше преподобие, мы, считайте, уже отправляемся на войну. Думаю, что нас здесь долго не задержат.

Полк сворачивает в сторону длинных двухэтажных деревянных казарм. Мы едем прямо к штабу. Улица свободна, и денщик радостно взмахнул кнутом.

Газеты «Новое Время» и «Русский Инвалид» в Минске нарасхват. У публики невероятный интерес к тому, что печатается о войне, которая еще где-то там очень далеко. Особый интерес вызывает рассказ о прибытии государя императора в Кишинев…

Прошло несколько дней, а нас никуда не отправляют, хотя я уже послал отцу весточку в Дударево о том, что это может случиться с минуты на минуту. Не случается. Все в полном неведении.

После утренней молитвы в большой штабной комнате майор Лещинский, аккуратно проведя щеточкой по пшеничного цвета пушистым усам, четко, без малейшей запинки зачитывает опубликованный в «Новом Времени» приказ главнокомандующего великого князя Николая Николаевича по войскам действующей армии. Зачитывает так, словно этот приказ он написал самолично и именно этим приказом решается исход всей предстоящей балканской кампании:

«Сотни лет тяготеет иго турецкое над христианами, братьями нашими. Горька их неволя! Все, что дорого человеку: святая вера Христова, честное имя, потом и кровью добытое добро, – все поругано, осквернено неверными. Не выдержали несчастные и восстали против угнетателей, и вот уже два года льется кровь христианская. Города и села выжжены, имущество разграблено, жены и дочери обесчещены, население иных мест поголовно вырезано.

Все представления монарха нашего и иностранных правительств об улучшении быта христиан остались безуспешными. Мера долготерпения нашего царя-освободителя истощилась. Последнее слово царское сказано: война Турции объявлена!

Войска вверенной мне армии! Нам предстоит исполнить волю царскую и святой завет предков наших. Не для завоеваний идем мы, а на защиту поруганных и угнетенных братьев наших и на защиту веры Христовой.

Итак, вперед!

Дело наше святое, и с нами Бог!

Я уверен, что каждый, от генерала до рядового, исполнит свой долг и не посрамит имени русского. Да будет оно и ныне так же грозно, как и в былые годы!»

По ходу чтения газеты Лещинский делает краткие комментарии к приказу, как-то: «Отменно прописано… Отменно сказано… Видите, чувствуете, господа, сколько экспрессии, сколько благородства!»

Приказ магически действует на офицеров. На лицах прописаны благородство, отвага, и я подумал: они обязательно сладят с турком, побьют его непременно. Голос Лещинского отточен, словно острие офицерского палаша: «Да не остановят нас ни преграды, ни труды и лишения, ни стойкость врага.

Мирные жители, к какой бы вере и к какому бы народу они ни принадлежали, равно как и их добро, да будут для нас неприкосновенны. Ничто не должно быть взято безвозмездно. Никто не должен дозволить себе произвола.

В этом отношении я требую от всех и каждого самого строгого порядка и дисциплины. В них наша сила, залог успеха, честь нашего имени.

Напоминаю войскам, что по переходу границы нашей мы вступаем в издревле дружественную нам Румынию, за освобождение которой пролито немало русской крови. Я уверен, что там мы встретим то же гостеприимство, как и предки, и отцы наши. Я требую, чтобы за то все чины наши платили им, братьям и друзьям, полной дружбой, охраной их порядков и безответной помощью противу турок, а когда потребуется, то и защищали их дома так же, как свои собственные. Николай!»

Простенько и вместе с тем значимо – «Николай»!

Лещинский делает паузу, ожидая, покуда утихнет шум:

– Господа, а вот эти строки приказа: «Да не остановят нас ни преграды, ни труды и лишения, ни стойкость врага!» – должны стать нашим боевым девизом! Каково?!

Офицеры громко и азартно рукоплещут. Миранович вскакивает со стула и объявляет:

– Сегодня Шуйский полк уходит. Еще позавчера они отправили своих фурьеров.

– Говорят, драгуны полка Ее Величества уже пощипали кое-где турка.

– И не только драгуны…

Все с оживлением начинают обсуждать эти неведомо откуда появившиеся новости.

Только что прискакавший из Минска штабс-капитан Соколовский с воодушевлением потрясает в воздухе свежим номером «Русского Инвалида»:

– Господа, господа, послушайте! Послушайте, господа, вот напечатан приказ по Кавказскому военному округу!

«Апреля 12-го дня, 1877 года, в городе Тифлис.

Войска Кавказской армии!

Державная доля государя императора призывает вас ныне к защите оружием чести и достоинства нашего Отечества. За вами – славное прошлое кавказских войск, перед вами – поля и твердыни, обагренные кровью ваших отцов и братий! Вперед, с Богом за Родину и великого Государя!

Главнокомандующий Кавказскою армией

генерал-фельдцехмейстер Михаил».

От волнения лицо Соколовского, круглое, всегда такое доброе, краснеет, наливается суровостью и сам он, невысокий крепыш, уподобается чему-то монолитному, несокрушимому. Этот приказ действует на всех еще более возбуждающе. Ощущение такое, что вот дай им волю, они незамедлительно оседлают лошадей и ускачут навстречу своей судьбе. Без страха и упрека. Я слушаю. Мне немного смешно и грустно.