Виталий Шурыгин - Морис д'Эльбе. Герои Вандеи. За Бога и Короля. Выпуск 9

Отрезвление пришло чуть позже. 2 ноября 1789 года Национальным Собранием было национализировано церковное имущество, но при этом государство брало на себя обязанности по обеспечению расходов по отправлению культа, содержанию причта и вспомоществованию бедных.

Декретом от 19 февраля 1790 года Собрание запретило уход в монастырь, запретило все монашеские ордена и конгрегации.

27 марта 1790 года Римский Папа выступил против церковной политики Национального Собрания. В ответ Собрание приняло 12 июля 1790 года «гражданскую конституцию духовенства».

27 ноября 1790 года была выработана форма присяги, которую должны были приносить все духовные лица, присяги на верность и повиновение гражданской конституции.

Отсюда пошел раскол во французской католической церкви. Многие священники, а их было 55%, отказались присягать конституции. Тем самым поставив себя вне закона. Они были изгоняемы с приходов и лишались государственного жалования, которое им было положено по декрету от 29 ноября 1791 года.

Но при этом нашлось семь епископов, среди которых знаменитый Талейран, что подписали и одобрили присягу.

Закон от 27 ноября 1790 года говорить о необходимости преследования «как нарушителей общественного порядка» не присягнувших священников. При этом Папа Пий VI в своей булле от 13 апреля 1791 года охарактеризовал «гражданскую присягу духовенства» как ересь и схизму! Постановление от 19 июня 1791 года уже обязывало под страхом отставки и суда общественным обвинителям преследовать не присягнувших священников! И « не присягнувшие» служили мессу в лесу, тайком, как первые христиане. Население, как правило, привязанное к старым священникам, обращалось только к ним, ходило на тайные мессы и не признавало «обновленцев», священников принесших присягу.

тайная месса в лесу

В Ванде же приход был как одна большая семья, и крестьяне следовали за своими пасторами. К примеру, в регионе Може, только 21 пастор из 236 принял присягу.

И вот уже 15 августа 1791 года, в день « успения пресвятой Богородицы», 3000 «верных», среди которых Морис со своей женой, собираются между Бопро и Шоле в лесу Беллефонтань, где молятся святой Деве в одной маленькой часовне. Они оставались на месте в течение трех дней. В ночь на 20 августа 1791 года, национальные гвардейцы разогнали «папистов», арестовав при этом 30 богомольцев. Часовня была заколочена, а статуя святой Девы, отправлена в Шоле.

В Бопро арестован монах по имени Коквиль, друг д’Эльбе.

В виду того, что Франция вступила в войну, с 20 апреля 1792 года, Законодательное собрание приняло 27 ноября 1792 года, еще более суровый декрет против не присягнувших священников. Они приговаривались к изгнанию, если же не присягнувший священник продолжал оставаться во Франции, он приговаривался к десятилетнему тюремному заключению!

арест не присягнувшего священника

Король выступил против этого декрета, но скоро наступит 10 августа, а затем и провозглашение Франции республикой и тюремное заточение Короля вместе с семьей в Тампль. Приход к власти Конвента лишь ужесточил меры против не присягнувших священников, они уже не только томились в тюрьмах, но и шли на смерть за свои убеждения!

казнь священника

Поэт и историк Ламартин пишет о той поре во Франции

«Партия коммуны хотела с корнем вырвать все, что могло напомнить религию, и веру из сердца и из самой почвы Франции. Колокола, этот звучный язык христианских храмов, были перелиты в монету или в пушки. Раки, реликвии, предметы, посредством которых воздавались народом почести апостолам и святым католической веры, были лишены своих драгоценных украшений и выброшены. Депутат Руль разбил на площади в Реймсе склянку с миром, которая, как гласила древняя легенда, была принесена с неба, чтобы помазывать королей божественным елеем. Директории департаментов запрещали учителям произносить самое имя «Бог» во время занятий с крестьянскими детьми. Андрей Дюмон, посланный с полномочиями в департамент Севера, писал Конвенту, «Я арестую священников, которые позволяют себе справлять праздники и воскресенья. Я уничтожаю кресты и распятия. Я в восторге. Повсюду запирают церкви, сжигают исповедальни и изображения святых, из священных книг делают пыжи для орудий. Все граждане кричат:,«Долой священников! Равенство и разум!»

В Вандее, представители Лекиньо и Леньело преследовали даже торговцев воском, поставляющих свечи для религиозных обрядов. «Раскрещиваются массами», сообщали они:-«священники сжигают свои грамоты на священство. Таблицы прав человека заменяют на алтарях дарохранительницы смешных таинств». В Нанте на кострах, сложенных на площади, сжигались статуи святых, образа, священные книги. Депутации патриотов являлись в каждое заседание конвента и приносили ему имущество, награбленное с алтарей. Жители соседних с Парижем городов и деревень целыми процессиями привозили в Конвент на тележках золотые реликвии, митры, чаши, дароносицы, дикосы и паникадила из своих церквей. Знамена, водруженные на грудах этих предметов сваленных в безпорядке, носили надпись «Обломки фанатизма».

допрос

Тем временем, у Мориса умирает мать, в октябре 1790 и он теряет первого ребенка, в начале 1791 года. В ноябре 1791 года он решает покинуть Францию и отправляется в Кобленц (Саксония) резиденцию братьев Короля, а оттуда путь ведет его в Вормс, древнюю столицу Бургундии, там он встречается со своим кузеном, шевалье д’Эльбе, что представляет его принцам. Морис становится адъютантом генерала Ла Соле. Армия Вормса насчитывает всего 8000 человек.

Однако вскоре Морис разочаровывается в эмиграции, видя, что она на деле ничего не может сделать, проводя время в балах и пирах, да за карточным столом, и он уже считает утопией поход эмигрантов на Париж, пусть даже поддержанный Пруссией и Австрией. К тому же Законодательное Собрание повелевает вернуться всем эмигрантам под угрозой полной конфискации их имущества (а жена Мориса осталась во Франции!) и 30 апреля 1792 года Морис входит в свой дом в Ла Лож-Вожиро.

Морис старался жить тихо и незаметно, как обычный помещик. Он не едет спасать Короля, как, к примеру, Шаретт, Лескюр или Лярошжаклен. 10 августа он встречает в своем поместье, а не во дворце Тюльири, среди его защитников, в Париже.