Лев Волохонский - По понятиям. Происхождение современной общественной морали

Недавно телеведущий Соловьёв, отвечая на вопрос о причинах популярности русского шансона, сказал: «И какой же русский не хочет хотя бы пять минут побыть бандитом?!»

В песне Михаила Круга лирический герой мотивирует отказ от жизни в Европе следующим образом:

В другой песне, другого автора, о заграничной жизни:

И ещё из песни:

До того, как я начал работать с этой книгой, я думал примерно так же, как цитированные выше авторы, то есть, что россияне отличаются от остального человечества исключительно изначально присущей им так называемой «воровской жилкой», вот этим самым – «хоть пять минут побыть бандитом».

Вот мы и смотрим на остальное человечество, как блатной на фраера, или точнее, как зэк на вольного. У нас есть уникальный опыт, которого нет у них, а то, что есть у них – по нашей жизни смешно и не нужно.

До ВОСРа были ещё Православие и Самодержавие, а после – только «воровская жилка» и осталась.

Взявшись писать эту книгу, я припомнил всё, что знал о дореволюционном криминале и посмотрел всякие-разные материалы, и нигде не обнаружил никаких следов всеобщего желания «хоть пять минут побыть бандитом».

Законопослушная часть населения не распевала блатных песен. И вообще, судя по всему, их не слыхала. Да и было их немного. Да и не блатные они были вовсе, а так… каторжанские – разновидность народных. И содержание ну никак не пропагандировало преступный образ жизни.

Лейтмотив дореволюционной каторжанской песни:

«Умел воровать, умей ответ держать!»

Основные темы:

в тюрьме плохо

«…У добра молодца ноженьки скованы,

На ноженьках оковушки немецкие

На рученьках у молодца – заимки тюремные,

А на шеюшке у молодца – рогатки железные».

в тюрьме тоскливо

«…Тошно рыбушке в сетке

А мне, пташечке, сидеть в клетке».

сожаление о прошлом

«…Эх ты молодость, моя молодость!

Прогулял я тебя, да всё без толку».

«…Меня родные все любили,

Когда я рос вокруг семьи;

Баловство меня сгубило

Я сбился с правыва пути»

судьба

«…Посещал я трактиры, бильярды

Часто, часто я в карты играл,

Грабежи совершал я порою

И под выстрелом часто бывал.

А теперь я наказан судьбою:

Сам от выстрела я пострадал».

мечта о побеге

«…Дай попробую снова решеточку

Принажму молодецким плечом!

Вот упала железна решеточка

Вот упала в траву не стуча, —

Не услышала стража тюремная…

– Не поймать вам меня, молодца!»

разлука с любимой женщиной

«…Там живет моя зазноба, —

Не видал её давно.

Мне бы, братцы, вольной птицей

По ветру туда нестись…

Но без крыльев не подняться

И без них не полететь!»

Ни слова на сленге, – просто разновидность народной песни. Ни малейшей агрессии по отношению к власти и обществу. Даже к правоохранительным органам. Разве что сожаления об их недостаточной коррумпированности:

«…Послышу я: милый в неволе

Сидит в городском он остроге!

Возьму ль я ключи золотые,

Я стану ль ларцы отпирати.

Возьму ль я казны сорок тысяч,

Пойду ль я дружка выкупати.

Судьи казны взять не желают,

На волю дружка не пускают».

Та же ситуация сразу после ВОСРа выглядит по-другому:

«…Город, детка, познакомил нас с тобой

Лагерь нам принес с тобой разлуку,

Суд на наше счастье и покой

Поднял окровавленную руку.

Так за это, милая моя,

Обещаю бить ментов я метко,

Потому что воля дорога,

А на воле мы бываем редко».

Тут уже не избалованность и легкомыслие и не судьба, а вполне конкретные виновники разлуки обозначены и отношение к ним (то есть к власти) однозначное.

Моральное превосходство преступного мира и резкая конфронтация с государством появились вместе с советской властью и не раньше. До того, нигде и никогда преступники не считали свою мораль выше общественной, а свою справедливость выше государственной.

До ВОСРа российские преступники по своим действиям и понятиям ничем особенно не отличались от своих зарубежных коллег.

Касательно отношения к власти наша преступность была даже более лояльна.

В русском эпосе нет своего Робин Гуда, а Илья Муромец, хотя и чалился в киевской тюряге по ложному доносу, в бытность свою на воле исправно выполнял поручения князя по части борьбы с бандитизмом в лице Соловья-разбойника.

Аналога, то есть положительного героя, исполнявшего чисто ментовские функции, ни в каком другом эпосе мне отыскать не удалось.

Вообще, до отмены крепостного права, с преступностью в Российской Империи было (по сравнению с Европой, в которой уже в Средние Века существовало развитое преступное сообщество) как-то хиловато. Можно сказать, что её (за исключением коррупции) практически и не было вовсе.

Были в истории, конечно, и Ванька-Каин и Стенька Разин и много того же в том же духе. Но это вовсе не преступность в современном смысле слова.

Разбойничали более или менее крупные шайки беглых крестьян, которые во времена смут росли и учиняли « русский бунт – бессмысленный и беспощадный». Смутные времена кончались, и все опять становились в свое стойло.

Даже в просвещённом XIX веке, до реформ 1861 года трудно обнаружить следы того, что мы сегодня называем криминалом, в чём легко убедиться, посмотрев, к примеру, «ВЕДОМОСТИ МОСКОВСКОЙ ПОЛИЦИИ» за 1848-й год. Тут информации о преступлениях, совершенных за год, не хватило бы на коротенькую ежедневную московскую сводку новостей типа «Дорожного патруля».

Из «ВЕДОМОСТЕЙ МОСКОВСКОЙ ПОЛИЦИИ» за 1848 год.

ПРОИСШЕСТВИЯ ПО ПОДОЛЬСКОЙ ГУБЕРНИИ:

За вторую половину Февраля 1848 года:

1) Пожары. Пожаров было 11, от которых понесено убытка на 919 р. 5 к. сер. Из сего числа пожаров произошло по городам 1, по местечкам 3 и по селениям 7. Замечательнейший из них был следующий: Литинского уезда в с. Погорелой сгорели пять крестьянских домов с пристройками, разного рода хлеб в зерне и снопах, семь штук рогатого скота, крыша на приходской школе и амбар при сельской корчме. Причина пожара ещё не обнаружена. Погоревшие понесли убытка до 326 руб. сер.