Наталья Колобова - Прелестник

Луи обиженно молчал. Герцогиня окинула его внимательным взглядом и заметила:

– Похоже, эта девочка интересует вас гораздо больше, чем я думала. Но мы, кажется, обсуждали это. Никаких похождений, никаких скандалов перед свадьбой. А потом, учтите, медовый месяц и, кто знает, может быть, очень скоро я стану бабушкой.

Луи тревожно посмотрел на нее.

– Значит, вы согласны с отцом?

– Я этого не говорила.

– А я знаю, почему он выгоняет Мари. Я уверен, что Леонора нажаловалась на нее.

– Леонору можно понять.

– А вы подумали, куда пойдет Мари? Куда ей деваться? Да первый же сводник упечет ее в такую дыру, что вы и представить себе не можете, матушка.

– Весьма печально, что вы, я вижу, имеете об этом представление, – покачав головой, вздохнула герцогиня, а Луи вновь смутился.

– Я не хочу, чтобы ваша семейная жизнь началась со скандала, – продолжила она, – и боюсь, что Мари внесет дисгармонию в вашу жизнь. Увы, сейчас и девушки стали весьма ловкими. Они знают, как завоевать расположение хозяина и какие выгоды извлечь из этого…

– Не знаю, о ком вы говорите, но к Мари это не относится. Вы же ее не знаете, матушка.

– Вот именно, – согласилась герцогиня.

– Тогда приблизьте ее к себе. Она понравится вам, вот увидите. Вам будет, о чем поговорить.

– О чем мне говорить с ней?! Я вижу, она не в шутку вскружила вам голову.

– Матушка, мы не можем просто бросить ее на произвол судьбы, особенно если учесть ее происхождение, – настаивал Луи, у которого были известные стремления.

– Мы подумаем, что можно сделать, Лулу. Вам в любом случае следует поговорить с отцом.

– Я сделаю это прямо сейчас, – энергично заявил маркиз.

– И, так и быть, пригласите ко мне Мари.

Маркиз моментально исчез за дверью.

Он не рискнул расспросить матушку о тайне своего рождения. Это было бы мучительно для обоих. А Элен, казалось, не беспокоилась по этому поводу.

Луи сам нашел графиню, но только для того, чтобы уточнить некоторые детали. Женщина, правда, сразу спросила его о самочувствии, и маркизу показалось, что она искренне беспокоится.

– Со мной все хорошо, мадам… значит, не было отравы?

– Да как ты можешь подозревать меня? – негодовала Элен.

– А кого?

– Не знаю, как еще доказывать… нет, Луи, твоя жизнь слишком дорога для меня, и с тобой у меня связаны большие надежды.

– Неужели?

– Я не врач, но смею предположить, что ты дал волю эмоциям. Увы, я перестаралась… не ожидала, что тебе будет так плохо, Луи. О, если бы я знала… ведь ты здоров и такой сильный… восхитительно сильный.

– Отравился эмоциями? Это что-то новенькое, – усмехнулся маркиз, глядя дружелюбнее.

– Я не знаю, Луи, правда, не знаю, – сказала Элен. – Но теперь, когда ты знаешь правду о своей матери, я думаю, тебе легче пережить свои ошибки.

– Элен, вы будете шантажировать меня всю жизнь? Да?

– После того, что случилось, я думаю, между нами теперь не может быть ничего, – грустно поведала она.

– Как вы переменились, тетя. А если я спрошу матушку? Как думаете, она останется к вам благосклонной?

– Давай так: я ничего не требую от тебя, а ты женишься на Леоноре и заботишься о ней. Это устроит всех.

– И вас, Элен?

– И меня.

– Я могу спросить еще Жанну. Она знает, наверное.

– Ты вправе поступать, как считаешь нужным, – серьезно заметила графиня.

Он приблизился почти вплотную и строго заглянул ей в лицо. В его глазах что-то еще тлело, догорал огонь надежды.

– Вам будет нелегко, Элен. Может, уедете в имение?

– Нет, я не уеду. Я нужна своей дочери.

– Как хотите. Но я вас хочу предупредить. Если вы будете досаждать мне угрозами, что расскажете Леоноре о тайне ее рождения, то не удивляйтесь: я превращу в ад вашу жизнь в моем доме.

– Зачем ты так? – опешила графиня.

– Я не умею жить в страхе, мадам. И вам не запугать меня. Скорее бояться придется вам.

Мари провела полтора часа рядом с герцогиней Анной, в то время как Луи отыскал отца и обрушился на него со своей просьбой, как водопад. Разговор был нелегким, но Луи добился-таки, чтобы отец пообещал пересмотреть свое решение.

Девушка покинула покои герцогини обнадеженная и ободренная, хотя не все в разговоре было приятным. Обнадеживало то, что Анна внимательно отнеслась к девушке, и Мари, кажется, сумела понравиться хозяйке. Это хорошо, потому что иметь покровителя в лице герцогини было очень важно. Однако Анна прямо дала понять, что недовольна увлечением сына и не хочет, чтобы так продолжалось. Мари и сама не знала, как лучше поступить.

Вот в таком подвешенном состоянии Мари и прожила оставшиеся до отъезда в Париж дни. Луи добился у отца разрешения, чтобы ее оставили в доме (тут без помощи Анны не обошлось). Оставалось решить одно: в каком качестве будет Мари жить в Париже. Герцогиня взяла это на себя и сказала, что сама займется девушкой. Она решила представить ее как свою воспитанницу. Но это означало лишь то, что теперь свобода действий Мари сильно ограничилась и за ней постоянно следила строгая наставница, которая так беспокоилась за чистоту нравов в своем доме. Было еще одно обстоятельство, почему Анна решила оставить девушку при себе. Конечно, она заботилась о благополучии будущей семьи, но еще больше ее волновало благополучие сына. И уж если ему так нравится эта девушка, то будет лучше ее оставить. Скорее всего, его интерес скоро пропадет и нет оснований беспокоиться. Но, кто знает, может быть, когда брачные узы покажутся юному маркизу слишком тесными, то девушка будет к его услугам, приличная и воспитанная, а главное, хорошо знакомая матери.

Свадьбу назначили на середину октября. Невесту, конечно, увезли. Молодые могли встретиться в обществе, на балах, поэтому Луи уже заранее представлял себе, как все будут пялиться на них и шептаться, а он должен будет скакать вокруг своей невесты, вместо того чтобы покорять сердца красавиц. К этому добавились переживания иного рода. Не он ли просил матушку приблизить Мари к себе? И что же вышло? Чем ближе девушка была к герцогине, тем дальше становилась от него. Ее, как принцессу на выданье, держали «взаперти». Она вечно пропадала у герцогини Анны: вышивала, читала вслух романы, разговаривала. Благодетельная наставница блюла свою воспитанницу очень строго, но и учила ее многому. Мари разрешалось присутствовать на некоторых приемах, но, понятно, там Луи не мог до нее добраться, даже должен был делать вид, что она совершенно не интересует его, он не замечал Мари, что очень радовало Леонору.

А дома Луи не мог уже так просто поймать ее в галерее и целовать, не обращая внимания на подглядывающих из всех углов любопытных слуг. Нет, такая жизнь становилась совершенно невозможной. Ничего ему так не хотелось, как сжать Мари в своих объятиях. Он вспоминал Куломье и вздыхал: там все было просто и легко, он даже не понимал тогда, как был свободен.