Михаил Ишков - Семирамида

– Как же я избавлюсь от нее? Не проглочу же?..

В этот момент один из ассирийцев оглушающе свистнул и указал пальцем на юг. Все обернулись в ту сторону.

Партатуи-Буря, воспользовавшись суматохой, успел заметно отдалиться от каравана. Услышав заливистый посвист, он тотчас пустил коня в галоп. Устремился к увалам, за которыми лежал Евфрат – река богов.

Одноглазый и еще трое ассирийцев бросились в погоню. Нинурта, выскочивший из колесницы, отбросил Шами в сторону. Вскочил на коня, попытался рвануть с места. Жеребец дернулся, но, привязанный к шесту, тут же остановился. Полетевший на землю атаман пришел в ярость, бросился развязывать узел, потом отскочил, замахал руками, вновь бросился к повозке, рассек узел ножом, запрыгнул на коня и бросился в погоню.

Грозное «ала-ала» полетело по степи. Некоторое время Шами с замиранием сердца следила за погоней. После нескольких судорожно-тревожных вздохов стало ясно, что Бурю не догнать. Ассирийцы еще некоторое время скакали за беглецом, потом, после отмашки атамана, остановились, поворотили назад.

Этих нескольких минут Шами хватило, чтобы ознакомиться с табличкой, на которой продолговато-изящными, как умеют только в Вавилоне, клинышками Мардук-Закир-шуми, царь, уверял правителя Дамаска Бен-Хадада в своем неизменном почтении. Закир напоминал об общем деле, которое их связало, ведь всякий правитель, незаслуженно стесненный в пределах своей власти, ищет тех, кто мог бы посочувствовать ему. Далее на табличке шло что-то о нынешних смутных временах, беды которых имеют начало в кровожадности тех, кому все мало, кому не дает покоя чужое добро, кому мешают чужие подданные…

Некоторое время Шами, окаменев, стояла возле повозки. Намек был слишком прозрачен, чтобы не догадаться, о чем идет речь. Теперь у будущего, в которое ее заманило чудо, появился новый, куда более зловещий оттенок, чем отвращение к будущему мужу, щипки плебеек и бесстыдное коварство евнухов.

Ее отец ввязался в заговор против царя Ассирии, грозного Салманасара?!

Она с трудом проглотила комок, застрявший в горле, и пальчиком коснулась страшных в своей откровенности давленых отметин.

«Нам нельзя ждать, когда тигр, сидящий в Калахе, уйдет к судьбе. Мы должны быть готовы в любой день встать плечом к плечу».

Теперь стала понятна причина, заставившая Сарсехима целовать грязные пятки одноглазого ублюдка. Более того, сватовство, о котором вели речь приехавшие из Дамаска послы, обернулось подлым предательством по отношению к ней, нелюбимой дочери Закира. Только с подачи старшей жены – «той, что в доме», царь мог решиться избавиться от непослушной, готовой к самым невероятным выходкам дочери.

В памяти возникли лица старшей жены отца Амти-бабы и ее дочери Гулы. Это они без конца твердили – дочь скифянки беспросветно глупа, ее следует выдать за рыбака. Они изводили ее щипками, дергали за волосы, не давали спать.

Кто теперь спросит – знала ли ты, Шаммурамат, о том, какую цену тебе придется заплатить за эту сделку? Найдется ли такой человек, который поймет, ободрит, простит – ступай, ты невиновна! Она с тоской глянула на табличку – такого размера камень ей никак не проглотить. Выбросить? Найдут. Разломать? Силенок не хватит. Передать Ардису? Погубишь старика.

Чудо становилось все более разнообразным, в нем одна за другой прорезались самые неожиданные грани. Только успевай уворачиваться.

Подъехавший к повозке Нину соскочил с коня, отобрал у Шами табличку и швырнул девушку в повозку. Потом прыжком заскочил сам.

Шами, готовая к самому худшему, постаралась сохранить спокойствие – ведь от невозмутимости теперь зависела жизнь.

Ассириец грозно глянул на нее, выразился кратко:

– Ну?!

– Что «ну»?

– Читай.

Шами вздрогнула и, положившись на волю богов, прочитала все как есть, вплоть до последнего абзаца, в котором коварный Закир восхвалял небожителей и призывал их в свидетели, что писал от чистого сердца.

Нинурта некоторое время молчал, затем протянул руку и взял девушку за подбородок. Он долго рассматривал ее, поворачивая лицо к себе то одной щекой, то другой. Наконец тихо выговорил:

– Ты действительно очень красива, поэтому я не отправлю тебя к судьбе. Будешь прислуживать на кухне. Для начала я сниму с тебя тунику.

– Это ты правильно решил. Здесь очень жарко, а нам предстоит долгий разговор.

– О чем нам разговаривать?

– Ты никогда не разговариваешь с женой?

Нину оглушительно рассмеялся.

– С женой?! Я, верно, ослышался? Неужели я выгляжу настолько глупым, чтобы связаться с женщиной, чей укус смертелен?! Я не хочу лишаться головы только потому, что у тебя симпатичная мордашка и, по-видимому, крепкие груди. Ты разденешься сама или мне применить силу?

– Успокойся, Нину. Разденусь сама, тем более что в своих снах я видала тебя. Я мечтала о таком, как ты, а не об этом слюнявом и жирном царевиче из Дамаска. Ты сразу, как только поймал меня на лету, пришелся мне по душе. Мне бы не хотелось, чтобы, подвергнув меня позору, ты лишился милости своего дяди, которого, я слыхала, ценят за проницательность и неспешность в выборе действий.

– Кто посмеет упрекнуть меня за то, что я отведал вавилонскую блудницу?!

– Великий и грозный Салманасар!

Это имя произвело на взбудораженного, начавшего снимать кожаный жилет мужчину вполне отрезвляющее действие, сравнимое с криками, предупреждавшими – ассирийцы идут!

Что Нинурта! Услышав этот клич, целые народы снимались с мест и бежали куда глаза глядят. Весть о приближении ассирийцев в течение нескольких дней обезлюживала целые области. Те же, кому не повезло и кто оказывался в кольце безжалостных воителей Ашшура, теряли всякую способность к сопротивлению. В них вселялся неодолимый ужас, отнимались руки, ноги.

Нину злобно глянул на девушку.

– Твой отец изменил великому царю, так что меня ждет на града, а не казнь. А когда я натешусь, ты будешь отправлена на кухню. Если окажешься строптивой козлицей, отдам тебя своим конюхам.

Шами вздрогнула.

– Успокойся и выслушай, ведь я в твоей власти. Если хочешь, я стану покорна. Но сначала выслушай! Твоя судьба теперь не безразлична мне!! Если тебе нужен срам, если тебе нужно унижение своей добычи, значит, я ошиблась, значит, я отдала сердце не тому, о ком мечтала. Значит, сны меня обманывали. Значит, я неверно истолковала волю богов.

Нину некоторое время кусал губы, затем, тайно согласившись с тем, что эта коварная, странная и такая красивая девица безраздельно в его власти и, чтобы получить от нее полноценное удовольствие, спешить ни к чему, ведь предвкушение есть высшая степень наслаждения, – насмешливо выговорил:

– Интересно, что ты придумаешь в свое оправдание?..