Роман Булгар - Пропавшее кольцо императора. II. На руинах империи гуннов

Ударив с силой по струнам, заставив их зазвенеть в полный голос, Баянчи запел:

Последние строки из песни Баянчи проговорил едва слышно. Но и произнесенные шепотом, они тревожным набатом забили в сердца: «Кто, кто обуздает мир?». Никто не осмелился сказать, что смысл его песни остался для них темным. Но показать всем, что ничего не понял, никто не захотел. Это вышло бы с их стороны изрядной глупостью.

Тем временем акын бросил гордый взгляд на сидящих за столами и, безжалостно распяв на струнах говорящего инструмента высокомерие прославленных в сражениях военачальников, взял несколько яростных аккордов. Затем он поднял глаза на предводителя:

Огромный зал хором подхватил: «В руках славного Аттилы…».

Многим показалось, что этой величественной нотой гимна вождю песня и закончится. Но вот весь раскрасневшийся Баянчи поднял руку, успокаивая зрителей, и вдруг снова запел:

Последний звук, сорвавшийся со струн, тонко задрожал, затихая под потолком затихшего зала, словно птица, которой негде сесть.

Сгустившаяся тишина – зловеще страшна! Пожелать спокойного сна мечу Аттилы накануне его похода на гнездо цезарей – Рим, который должен быть окончательно стерт с лица земли, уничтожен навсегда…

Подобная оговорка даже такому уроду и любимому шуту, каким был акын Баянчи, казалась непростительной. Гости в полной растерянности уставились на Аттилу. Тот выглядел совершенно спокойным.

Вождь думал о том, что предстоящий военный совет с полководцами пройдет жарко. И многих удастся уговорить лишь при помощи звона золотых монет. Многие не поймут и не одобрят его решения…

– Похода на Рим не будет. Мы уходим на Дунай, – объявил Аттила на собравшемся Военном совете.

В глазах королей подвластных ему народов загорелось неприкрытое злорадство. Уходом своим он невольно признавал свое поражение…

Но на следующий год хунны вновь вторглись в Италию и разграбили богатейшие города. Аттила без жалости отдал их на откуп всем тем, кто сильно был в прошлом году недоволен тем, что из того похода они вернулись без ожидаемой добычи. Однако голод и чума, в тот год особо сильно свирепствовавшие в Италии, заставили хуннов покинуть страну.

Временную ставку расположили в области короля ругов Визигаста – Рушландии, которая простиралась вдоль правого берега Дуная.

Два всадника неторопливо ехали вдоль величественного берега реки. В одном из них по горделивой посадке легко узнавался вождь хуннов. А во втором, трясущемся, как мешок, набитый трухой, без особого труда различался его советник и предсказатель Баянчи.

– Славное местечко! – произнес акын.

Вдоволь налюбовавшись красотами реки, хунны отвернули в сторону и ускорили бег своих лошадей. Небольшой отряд скакал за ними следом. Надвигающаяся ночь застала их в поле…

– Разбить лагерь! – приказал Аттила. – Завтра навестим Визигаста…

В одном дне быстрого пути от Дуная на небольшом холме стояло жилище короля ругов, окруженное многочисленными постройками.

Вверх по отлогости холма росли дубы и буки, достаточно кем-то заботливо прореженные, чтобы не загораживать собой прекрасного вида на чудесную долину к северу от королевского дома.

Внизу по роскошному, цветущему всеми красками жизни зеленому лугу причудливо змеился широкий многоводный ручей, огибавший холм с юга на северо-запад.

Ясным летним утром вокруг весело журчащего и переливающегося на солнце всеми цветами радуги ручья кипела работа.

– Не ленись, не спи! – глухо ворчала дама в преклонном возрасте.

Озорная толпа молоденьких и веселых девушек-веснянок усердно занималась стиркой набравшейся всевозможной шерстяной и полотняной одежды в быстро струящейся светло-зеленой воде ручья.

То тут, то там в пестрой толпе девиц раздавались громкие разговоры и доносились взрывы звонкого смеха. Шуточки и прибаутки…

– Выше юбку заткни! Пускай водяной полюбуется…

На сочной зелени росистого утреннего луга ярко выделялись желтые и красные, синие и белые юбки. Для пущего удобства раскрасневшиеся от работы девушки подоткнули развевающиеся подолы своих длинных юбок под широкие пояса, обнажили белые ноги, оголили их до полных и сочных в своей юной девственности икр.

– Утянет же под воду! – полные и округлые руки, не останавливаясь, мелькали и сверкали на солнечном свету отраженным светом маленьких капелек-изумрудов.

– У него дворец из самоцветов… – поплыл сладкий шепот.

Некоторые из девушек надели на свои головы широкие и плоские, сплетенные из темного камыша, завязанные под подбородком шляпы.

У большей же части милых прелестниц по плечам, струясь десятками ручейков, развевались белокурые волосы.

Временами то одна, то другая из работниц, низко наклонявшихся над водою, выпрямляла юный и стройный стан и освежала раскрасневшееся лицо, подставляя его навстречу свежему утреннему ветерку.

– Ух, притомились! – выполоскав одежды, девушки раскладывали их на большие, плоские, чистые камни, старательно натасканные к пологому бережку, и усиленно колотили белье гладкими кругами из мягкой, белой березы, иногда ударяя шаловливо по поверхности ручья. – Освежись!..

Высоко разлетались водяные брызги, смачивая головы, шеи и груди громко вскрикивавших соседок, промокая тонкую белую ткань рубашек, делая ее прозрачной, бесстыдно обнажая и открывая юные тела.

– В самом соку молодицы! – восторженно зацокал один из мужчин, что пристально разглядывали юных веснянок.

Увлеченные своей работой, девицы не замечали, как с недавних пор за ними неотрывно наблюдают две пары насмешливых глаз.

– Дворовые замарашки! – губы другого презрительно кривились,