Роман Булгар - Пропавшее кольцо императора. III. Татары, которые монголы

Фотограф Валерий Долженко

© Роман Булгар, 2017

© Валерий Долженко, фотографии, 2017

ISBN 978-5-4483-4243-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Багрово-красный солнечный диск, докатившись до верхушек высоченных сосен в самом дальнем урмане, облегченно скрылся за низко стелющимися кучевыми облаками, что накрыли половину поблекшего к вечеру небесного свода, расчерченного узкими расходящимися полосками.

– Солнце зашло! – бодро доложил наблюдатель.

– Ворота на запор! – угрюмо рявкнул начальник караула.

Уходящее за едва виднеющийся вдали зеленеющий холм небесное светило дало четкий сигнал, и бдительные стражи принялись отгонять от ворот зазевавшихся путников и любопытных зевак.

– Пошел! Пошел! – грозились стражники короткими копьями.

– Прочь! Прочь! – выкрикивали они.

– Тукта! Постой! – умолял стражей торговец в длиннополом халате. – Моя лошадь одним ухом уже прошла в город!

– Ха-ха!

– Ты со вторым ухом приходи поутру!

– А мы первое постережем!

– Ха-ха…

Поворотный механизм со скрежетом поднял откидной мостик через глубокий ров, наполовину заполненный мутной водицей, из которой проглядывались острые концы заглубленных на дне деревянных колов.

– Ворота на запоре! – облегченно выдохнул дюжий воротник.

– Смена! – распорядился начальник стражи.

Невозмутимые караулбаши с загоревшими до черноты лицами деловито меняли на высоких башнях подуставших часовых.

– Слава Аллаху! – громко выдыхали сменившиеся вои.

Выжаренные на знойном солнце стражи спешили на заслуженный отдых, предвкушали удовольствие от сытного ужина и последующих за ним сладких мгновений столь желанного отдыха и бодрящего сна.

От одной островерхой деревянной башни к другой, перекатываясь и переливаясь, понеслись вдаль по всей крепостной стене разноголосые переклики воинов, заступивших на охрану тишины и покоя их города.

Вооруженные с ног до головы часовые, в кожаных доспехах с тускло поблескивающими металлическими пластинками, зорко оглядывали все крепостные стены, посматривали на то, что творилось под ними.

– Тишина и порядок! – грозно прокричал ретивый страж.

Не успевшие к закрытию ворот внешнего города путники, горестно воздевая вверх изнеможенные в тяжелой работе руки, всемерно укоряя себя за медлительность, щедро проявленную в пути, неповоротливость и нерасторопность, отворачивали в сторону.

– О, Аллах! – ворчали они и принимались огорченными глазами искать подходящее место для ночлега под открытым небом, ибо если бы они немного поспешили, то не оказались бы за воротами.

– О, Аллах! За что ты наказал нас, лишив остатков разума?

– Аллах наказал нас за грехи наши!

– У, зараза! – огорченный селянин от досады громко крякнул.

– И все из-за вас! – наперебой ругались пастухи.

До жути крикливые, юркие и чрезвычайно подвижные погонщики скота изрыгали из своих натруженных за долгий путь глоток проклятия в адрес бессловесной скотины, из-за упрямства и бестолковости которой они не успели пересечь закрывшиеся прямо перед их носом ворота.

– Пошел! Пошел! – завопили погонщики.

Они защелкали сплетенными из кожаных ремешков плетями, больно ожигая подвернувшиеся под их горячую руку бока животных.

– Пошел! Пошел! – разорялись погонщики.

Они отгоняли подальше в открытое поле свои истошно мычащие стада коров, требующих вечерней дойки, невозмутимо жующих волов, блеющих на все голоса отары баранов и мекающих коз с длинными нечесаными бородами и густой, свисающей до самой земли шерстью…

На землю стремительно опустились серые сумерки. Они запросто растворили в себе все длинные полутени, отбрасываемые деревьями, высокими строениями и торопящимися вернуться домой, суетливо спешащими прохожими.

– Заканчивай! – понеслось со всех сторон.

Многочисленные мастеровые и ремесленники, кто с облегчением, а кто и с видимым сожалением, прекращали работу, невыполненную ее часть оставляли на следующий день.

– Будет день, будет пища…

– Утро вечера мудренее…

Остановились, замерли в своем последнем скрипе, словно жалуясь на скопившуюся за день усталость, тяжелые гончарные круги.

– Работа не волк, в лес не убежит…

– Сколько ни упирайся, всего не переделаешь…

Померцав, потухли веселые огоньки в тех печах, где выплавлялось железо. Перестали стучать по наковальням маленькие молоточки и огромные молоты. Отложили на время в сторону свои орудия труда и изготовляемые ими изделия ювелиры, лудильщики и чеканщики…

В небольшой кузне, освещаемой неровным пламенем светильников, несмотря на поздний час, неустанно стучал молоточком бронзовых дел мастер по имени Булат.

– Глаза боятся, а руки делают… – изредка приговаривал кузнец.

Работа настолько захватила его, что он давно перестал следить за ускорившим свой бег неуловимым временем. А его, времени, осталось совсем мало. Через день за срочным заказом придут, а у кузнеца почти ничего не готово. Конечно, он был безмерно горд тем, что изготовление височных украшений для любимой племянницы булгарского эмира Ильхама поручили именно ему, а не кому-то другому.

Высокую честь оказали ему. Признали его мастерство. Работу его хорошо оплатят. В том случае, если он с нею справится.

– Да… – вздохнул Булат, – не сесть бы в лужу…

Не хотелось ему ударить в грязь лицом, а потому мастер несколько дней потратил на то, чтобы придирчиво просмотреть и тщательно оценить дивные драгоценные изделия, изготовленные задолго до него.

Много часов провел он в мучительных раздумьях, рисуя угольком на стене, а опосля вычерчивая эскиз острым калямом на бумаге…

Рядом с мастером крутился парнишка, помогал своему дяде, подавал ему нужный инструмент, временами и сам постукивал молоточком.

Отвлекшись на мгновение, Заки в желтом пламени, отбрасывающим на закопченные стены кузни сказочно причудливые качающиеся тени, увидел милое лицо любимой девушки. Нахлынувшие воспоминания, будоражащие воображение, увлекли его на городскую стену…

…Прилетевший с реки прохладный ветерок зашевелил завитком шелковистых волос возле нежного девичьего ушка, и парень обмер от охватившего его умиления. Не сдержавшись, он потянулся к ней.

– Гюль, я… я люблю тебя, – шепнул он, касаясь горячими губами шелковистой девичьей кожи, и жаркой краской вспыхнул всем лицом.

Легким дуновением теплого ветерка коснулось его едва слышимое девичье дыхание. Парень замер, чувствуя, как по всему телу пробежала волнительная и зажигающая искра. Ему так захотелось сделать для нее что-то такое, что доставило бы девушке огромную радость, к примеру, подарить ей сделанное его собственными руками украшение.