Евгений Хацкельсон - Бриллиантовая заколка. Судьбы великих шахматистов XX века

Двадцать семь лет на шахматном троне, – продолжал размышлять Ласкер, делая ходы на следующих досках, – это рекорд, который вряд ли будет когда-нибудь побит. А многие ли знают, какая это тяжелая ноша – шахматная корона? Тяжело голове, носящей корону. Так, кажется, звучит русская поговорка. Прибавляют еще, что корону теряют вместе с головой. Метко сказано. Шахматную корону, конечно, вместе с головой не теряют, но в остальном все верно. Чемпион мира – объект для постоянных атак со стороны честолюбивых претендентов. Все эти письма с требованиями и туманными намеками, вызовы на матчи, скандалы, каверзные вопросы корреспондентов, надоедливое внимание прессы. В каждом турнире к игре с тобой участники готовятся особенно тщательно, настраиваются на бескомпромиссную и рискованную борьбу на выигрыш. Ведь проиграть чемпиону миру не зазорно, а выиграть у него хотя бы рядовую партию – мечта каждого профессионального шахматиста. Отобрать же у вельтмейстера шахматный трон – заветная мечта каждого гроссмейстера, а защищать этот трон с годами становится все сложнее и сложнее. Недаром он, Ласкер, отказался предпринимать что-либо для организации матча-реванша с Капабланкой, хотя имел полное на это право. У него уже не было на это ни желания, ни сил. После страшного поражения в Гаване экс-чемпион мира на два года заперся в Берлине подобно тому, как линкор, получив в бою тяжелые пробоины, уходит в гавань для капитального ремонта в тихом доке вдали от морских сражений. В тихой берлинской гавани он посвятил все свое время занятиям философией и математикой. Да мало ли найдется занятий для Эммануила Ласкера – доктора философии и математики, талантливого изобретателя и даже драматурга, чью пьесу играли в берлинском театре?

Талант очень часто многогранен, а его обладатель не хочет заниматься в жизни чем-то одним и достигает успеха в самых разных областях. Как тут не вспомнить гениального художника и изобретателя Леонардо да Винчи или русского композитора Бородина, который был одновременно крупным ученым-химиком. Вот и Ласкера нельзя назвать профессиональным шахматистом в полном смысле этого слова, несмотря на то, что он посвятил этой великой игре лучшие годы своей жизни. Она – его страсть, но его всегда интересовали не только шахматы. Кроме того, во времена его молодости назвать себя профессионалом в шахматах было в некоторой степени моветоном, это звучало примерно, как профессиональный игрок в покер или в преферанс. Не возбраняется вроде бы, но не очень прилично. Другое дело – математик, играющий в шахматы. Вот он и был математиком, писателем, философом и негоциантом. Эммануил даже как будто немного стеснялся своей юношеской страсти. Именно этим объяснялось то, что во время своей встречи с Альбертом Эйнштейном в Нью-Йорке он сказал ему, что… не любит шахматы. Конечно, он слукавил. Но ему было просто неловко признаваться гениальному физику, открывающему законы мироздания, в своей любви к игре, пусть древней, популярной и мудрой, но все же к игре или, если угодно, спорту. Разве можно сравнить теорию относительности и спорт? Поэтому он предпочел обсуждать свои математические идеи и проблемы современной физики, а на вопросы о шахматах небрежно отмахивался. Шахматы? Да, играл в свое время, и сейчас дает сеансы, но вряд ли стоит об этом говорить. Но Эйнштейн видел в своем знаменитом собеседнике именно шахматного гения, которым он восхищался с юности и поэтому страшно удивился его словам. Ласкер видел его недоумение, но предпочел ничего не объяснять.

Та же история и с Капабланкой: кубинский гроссмейстер был дипломатом, коммерсантом и просто «светским львом», сводящим с ума первых красавиц мира. На встречах в Москве с наркомом Крыленко он уговаривал его посодействовать закупкам кубинского сахара!

Одним из первых людей, кто не постеснялся сделать шахматы своей профессией, был Михаил Чигорин. Русский виртуоз всерьез увлекся шахматами довольно поздно – в 23 года, а уже через 12 лет он бросил службу в петербургской полиции и посвятил себя целиком шахматному искусству. Невероятно популярный как у себя на Родине, так и во всем мире, он был наиболее ярким представителем старой, «романтической» школы шахмат, вызов которой бросил основатель теории позиционной игры великий Стейниц.

Михаил Чигорин

На размышления о Чигорине его натолкнула позиция на тринадцатой доске, таившая в себе глубокие комбинационные возможности для белых с жертвой ладьи. Противник, конечно же, примет жертву, и тогда через пять ходов он неизбежно попадает в безвыходное положение. Ласкер сделал нужный ход и, не обращая внимания на изумленного неожиданной жертвой игрока, пошел дальше.

Так вот, Чигорин пришёлся по душе любителям шахмат всего мира за его яркий атакующий комбинационный стиль с эффектными жертвами и хитроумными ловушками. Он любил играть фигурами и недооценивал значение пешек. Но еще в восемнадцатом веке великий француз Франсуа Филидор назвал пешки душой позиции, а затем Вильгельм Стейниц в противовес адептам «старой» школы, взял за основу своей позиционной теории идеи Филидора. Стейниц и сам был когда-то романтиком, стремящимся к атаке любой ценой, жертвующим фигуры ради атаки, но потом он отказался от «авантюрной и рискованной» игры и провозгласил принципы «новой» школы, основанные на учении о сильных и слабых пешках, постепенном накоплении позиционного преимущества, важности контроля над открытыми линиями. Стейниц ввел в моду закрытые начала, в которых нет возможности с первых ходов начинать атаку. Вслед за ним практически все крупные шахматисты отказались от открытых начал и гамбитов, которые по определению связаны с жертвой фигур ради захвата инициативы. Подобно тому, как пулеметы загнали армии воюющих стран в окопы и траншеи, сделав невозможными эффектные рейды кавалерии в тыл противника, так и развитие позиционной техники игры привело к поражению сторонников романтической школы, приверженцев эффектных жертв и красивых комбинаций. Но среди них в тот момент остался выдающийся мастер, который по-прежнему разыгрывал открытые начала и стремился к острой комбинационной борьбе. Это был Михаил Чигорин. Он дважды бросал вызов Стейницу и оба раза проиграл, хотя во втором матче вполне мог одержать победу. Так или иначе, чемпионом мира Михаил Чигорин не стал, но обогатил теорию шахмат своими дебютными идеями, а его влияние на развитие шахматного искусства ощущается до сих пор. Было ли его поражение в многолетней борьбе за шахматную корону поражением самой идеи комбинационной борьбы. Нет! Наследником Чигорина стал русский гений Александр Алехин, который также открыто объявил себя профессиональным шахматистом, да и Ефим Боголюбов, кажется, писал, что чувствует неразрывную связь своей игры с игрой Чигорина.