Александр Чеберяк - Македонский. Германцы. Викинги

– Отступили, – загудел Ксандр. – Сегодня больше не сунутся.

– Клянусь Меркурием, консул не зря торопился в Рим. Завтра, слышишь, прочеши все окрестности. Да потушите вы, наконец, стену!

– Чего они хотели? – гадал Ксандр. – Ладно, разберемся утром.

Аларикс из леса наблюдал.

– А если не выйдут?

– А ты бы не вышел? Медведь в ярости, когда его кусает собачонка…

– Ну-ну.

Дар с недоверием смотрел на ворота крепости. Глянул на гордый, хищный облик вождя. Вообще, если он сказал, что выйдут, то очень может быть.

– Выйдут, – читая мысли, Аларикс улыбнулся Дару. И было что-то в этой улыбке-оскале такое, от чего седой германец поежился. – Выйдут. Пусть наши заканчивают ров.

Утра ждать не пришлось. Спустя пару часов, когда встревоженный гарнизон успокоился и провалился в вязкую негу сна, вновь под стены полезли варвары. Вновь в часовых полетели дротики, не причиняя урона. Вновь с трудом просыпался разомлевший от бессонной ночи лагерь, и вновь титаническими усилиями поднимали вконец очумевшего претора.

– Ну что там еще? – ревел наместник. – Разрази меня гром, если это опять варвары, они дорого заплатят.

Он спросонья тыкался во все углы, устало взбираясь наверх. Ксандр громыхал следом. Вдалеке, у самой кромки леса, в предрассветных сумерках стояло войско. Виднелся неправильный квадрат римских щитов.

– Римляне? – Не веря глазам, претор обернулся к Ксандру.

– Нет, конечно, скорее всего, кельты в захваченных трофеях. Сотен пять – семь.

– А-а-а, кельты, – злорадно прищурился претор. – Сомни этот сброд конницей и пригони сюда хотя бы сотню живыми: я должен в цепях провести их по Риму.

– Претор, – твердо ответил Ксандр, – тут дело нечисто. Кельты, конечно, сумасшедшие, но не идиоты, чтобы так подставляться. Я бы вывел тихонько две когорты через северные ворота, впереди – разведчиков, и через час мы возьмем их в клещи.

Претор, брызгая слюной, заорал:

– Это приказ! Какие-то разукрашенные грязные обезьяны режут наших солдат, плюют Риму в лицо и, обнаглевшие, являются прямиком ко мне в руки? И я, наместник империи, буду играть с ними в войну? – Налитые кровью глаза буравили Ксандра. – И запомни: сотня нужна живой, – сквозь зубы бросил претор.

Конники бряцали оружием. Их командир, щуплый бесстрашный Плиний, презрительно смерил взглядом блестевшие вдалеке щиты. Всадники вспоминали невинно пропавших товарищей и с каменными лицами прыгали на коней. Еще немного – и те, кто стоит там, хвастаясь трофеями, будут смяты, раздавлены, развеяны пылью, и этого мало за дерзость. А оставшаяся в живых сотня – приказ претора – позавидует мертвым, позже они сами будут молить о милосердной смерти, но нет. Сначала с ними позабавятся солдаты, а после… До Рима их будут беречь, заботиться, чтобы в дальней дороге, не дай бог, кто не захворал или не умер в клетках. А там… Рим умеет ласково, понемногу карать наглецов на потеху толпе. Будет тебе сотня, претор, подожди чуть-чуть.

Ворота лагеря распахнулись, и оттуда тягуче полилась закованная в железо конница. Она построилась, с копьями наперевес, и, шипастая, двинулась, набирая разгон. Аларикс ждал. С самого вечера, как стемнело, приказал он копать глубокий ров у края поля. Перед этим рвом одновременно ползали воины, на две сотни шагов втыкая заостренные колья. И ров накрыт сверху тонким слоем кустарника. Как знать, не заболи голова у претора – может, и не было бы нелепой атаки конницы на потайную канаву. Но и у северных ворот ждал подарок римлянам – сегодня он не пригодился. Сотня шагов осталась – слышен грохот копыт, земля гулко ходит под громоздкой кавалерией. Пятьдесят – щиты подались назад, вытягиваясь в шеренгу. «Что-то не так…» – пронеслось в голове командира; его конь споткнулся. Римлянин с ходу врезался в землю, ломая позвонки. Рядом, слева и справа, сыпались кони; доспехи, сминаясь, пороли плоть. Оставшаяся невредимой половина всадников с разбега, который не остановил бы и сам сенат, влетела в скрытый ров, корежа ноги, спины, головы. Конский крик боли прорезал воздух. Щиты ринулись в канаву, добивая раненых.

Претор со стены наблюдал за поступью кавалерии, самодовольно улыбаясь, и так и остался стоять с отвисшей челюстью.

– Ксандр, провалиться мне в Эреб, что происходит? – Ошалелые глаза с мольбой смотрели на офицера.

Боль за нелепую гибель солдат плясала во взгляде Ксандра.

– Нету у нас больше конницы; не-е-ету, – надрывно застонал вояка. Претор еще долго стоял наверху, посылая проклятия безмолвному лесу. Часовые, видевшие близко его лицо, отшатывались. Он в эту ночь постарел лет на двадцать. Черты обострились, седина пеплом посыпала волосы. Походкой старика, шаркая, спустился он со стен. Полночи пил неразбавленное вино, под утро его сморило. В кошмаре увидел претор падающую, ныряющую в преисподнюю конницу и грозное лицо консула: «Что ты доложишь в сенат? Полководец, называется! Ухлопать несколько сотен отборной кавалерии! Да за это на галеры, гребцом!» Под вечер ему стало плохо – командование принял самый опытный из офицеров, Ксандр.

В римском лагере запахло унынием. Оно пропитало воздух, тараканом забираясь во все углы. Солдаты стояли хмурые, дисциплина зашаталась. Да еще претор, ходивший по краю рассудка, ночными протяжными воплями не добавлял твердости духа. Ксандр не спал уже третьи сутки, бегая по гарнизону. Вошел Граний.

– Командир, у меня дурные вести.

– А что, – кисло улыбнулся Ксандр, – последнее время бывают хорошие? Выкладывай.

– Германцы перестали подвозить провиант.

Ксандр застыл.

– А вот это похлеще поражения будет. Видимо, до них дошли слухи о наших неудачах. Сдается мне, это были не кельты – тех мы давно приручили. Да и драться-то по-настоящему они не способны. Ну поплюют, покривляются издалека. При одном нашем появлении всегда удирают. Граний, – в глазах Ксандра был лед, – необходимо с особой жестокостью провести карательную экспедицию, чтобы и после нашего ухода варвары нами пугали детей. Наведайся в лагеря германцев, сожги несколько селений и попробуй захватить в плен охотников – те хорошо знают местность. И аккуратнее в этом лесу.

Граний ушел, Ксандр поднялся на стены. Последнее время ему казалось, что враждебный лес наблюдает за ним, ожидая его, Ксандра, ошибки, и тогда, торжествуя, наступит, задушит в еловых объятиях. Ксандр напряг красные от недосыпа глаза, всматриваясь в зелень, – и поймал ненавидящий далекий взгляд. Или почудилось?

– Ну-ну, – бросил офицер. Он тряхнул головой, сбрасывая хандру, и пошел искать Лаверию. Где эта кудрявая темноволосая фурия с вздернутым маленьким носиком, пухло-вишневыми губами, самой природой созданными для сладострастия? А шальной бедовый взгляд бездонных, словно колодцы, глаз? Наверно, не один и не два, а гораздо больше молодых, неискушенных юношей потерялись, раз заглянув в эти колодца. А ее фигурка! Часто солдат, застряв взглядом на ее гордо выпученных вперед шлемах-грудях, забывал, куда шел. Еще хуже было, когда хрупкая спина Лаверии, проплывая мимо, размахивала танцующими шарами – половинками зада на точеных ногах. Сам консул – все знают – не устоял против чар куртизанки, быстро, впрочем, насытившись. Неудивительно, учитывая ее характер. Насколько природа щедро наделила ее тело, ровно настолько же обделила умом и кротостью. Раз связавшись с Лаверией, человек до конца жизни мог вздрагивать при упоминании одного ее имени. И вообще, она дурно действует на солдат. У себя в комнате Ксандр кинул ее на кровать, небрежно сорвал одежду. Пламя свечи танцевало на бело-розовой коже куртизанки, прыгая со стройных бедер на плоско-упругий живот. Лаверия, вызывающе распластавшись перед Ксандром, кидалась бедрами ему навстречу. Потом, отдохнув, окинула своими пропащими черными глазами, изощренно лаская, опять растормошила усталого офицера. Интересно, откуда Лаверия знает все эти штучки? Ксандр приподнялся, нагнул спину – она упала на локти, оттопырив бесстыдно распахнутые половинки зада. Офицер яростно толкал животом ее ягодицы, вымещая на хрупком теле куртизанки всю накопленную злость. Лаверия качалась туда-сюда, как дятел, долбила головой спинку кровати в такт сопящему сзади офицеру. (Ну и здоров же бык, разбудоражила его себе на… Все проклятый, чумной темперамент – когда-нибудь он и погубит.) Она, закатив глаза, заорала – Ксандр будто рвал изнутри. И многоопытная, бывалая продавщица короткого счастья даже на несколько мгновений потеряла сознание. Пламя свечи догорало, Ксандр почти заснул.