Лейла Салем - Два брата: век опричнины

Иван Семенович слышал его голос, но ни разу не посмотрел в его сторону. По щекам текли слезы, а нестерпимая боль отзывалась во всем теле. Мысли о злочастной кончине Прасковьюшки не давала ему покоя.

Никита Федорович замолчал и прикрыл глаза. У него было одно желание – поскорее вернуться в дом, скинуть тяжелую мешковатую одежду и лечь в теплую постель, под бок дородной Марфы Егоровны. Ему почему-то вдруг вспомнилось посеревшее лицо отца со впалыми глазами, и как он, будучи еще молодым, сидел подле ложа умирающего родителя и внимательно слушал наставления.

– Послушай меня, сын мой, – слабым голосом сказал отец, – дай руку твою, я благословю тебя перед смертью. Будь счастлив и помни одно: соблюдей десять заповедей и живи по закону Божьему, а ежели оступишься ты от Бога своего, то не будет тебе покоя не в этой жизни, ни в иной. Ты будешь проклят людьми, небом и землей. Помни Священное Писание и то, чему я учил тебя.

Тогда Никита Федорович искренне пообещал отцу исполнить его волю, тем более, что недавно женился на красавице Марфе – дочери потомственного дворянина. Тогда все казалось красочным и легким, а когда жена понесла первенца, то счастью их не было предела. Назвали мальчика в честь прадеда – деда Никиты Федоровича. Через два года родился второй малыш, который отличался от тихого и спокойного старшего брата буйным нравом и непоседством. Князь сразу выделил последыша среди сыновей и уделял тому больше внимания, недели Андрею. Андрей поначалу ревновал брата к отцу, но постепенно смирился, успокаивая себя мыслью, что мать любит его более, нежели непоседу-Сашку. С горечью думал сейчас Никита Федорович, сидя под березой, о судьбе старшего сына, с каждым днем Андрей все больше и больше отдаляется от него, предпочитая оставаться подле матери своей. В такие мгновения князь осуждал самого себя за несправедливое отношение к первенцу, теперь его мысли разделял один лишь Александр – прыткий, ловкий и такой же жестокий. Вспомнил князь, как еще отроком Сашка забил до смерти беременную собаку, Андрей же стоял в стороне и громко плакал, умоляя брата прекратить зверское безумие. На крик прибежали Марфа Егоровна с нянькой. Плачущего Андрея увели домой, а Сашу мать сама сильно наказала хворостинкой. После этого случая младший брат возненавидел старшего, затаил на него обиду, в порыве гнева однажды воскликнув:

– Я не хочу быть твоим братом! Тебя матушка никогда не наказывает, а мне, наоборот, вечно от нее достается!

Ревность съедала мальчика. Как бы ни любил его отец, мать для него все равно оставалась на первом месте, вот почему он злобно теребил руки, когда видел, как Андрей ласково льнет к матери, а та с любовью целует его. С возрастом ревность прошла, но дружбы между братьями не было.

Наевшись курятины, опричники собрались в путь. Никита Федорович приказал отвезти купца в темницу для дальнейшего расследования, а сам в окружении Путяты и Петра поехал домой. Уже спешившись у ворот собственного дома, князь увидел отца Алексия в окружении юных прислужников. Никита Федорович снял шапку и первым подошел к владыке, склонил пред ним голову:

– Благослови, отче.

Отец Алексий перекрестил его и тихо произнес:

– Во имя Отца, и Сына, и Святого духа. Аминь.

– Аминь.

Князь поднял голову и внимательно посмотрел в лицо священника. Тот даже бровью не повел, стоял спокойно, лишь ветер трепал полы его длинной мантии.

– Давно не видел тебя, княже. По старой дружбе потолковать хочу.

– Я, отче, был сегодня в березовой роще, той самой, где мы играли, будучи отроками. Тогда ты больше всех собирал грибов.

– Да… благословенное было время, – отец Алексий посмотрел на купола церкви и перекрестился, – только вот все изменилось.

– О чем ты?

– Что же ты, Никита Федорович, в храме давно не был, прощения у Бога не просил?

– Все мы не без греха, отче, – ответил тот, потом склонился над ухом владыки и прошептал, – думаешь, если мы дружили в детстве, ты имеешь право приказывать мне, что делать, что нет?

Священник глубоко вздохнул, словно знал заранее, что скажет князь. У него уже был ответ:

– Ты прав, все мы не без греха. Однако, грех греху рознь: одно дело с соседом поругаться и совсем иное кровушку невинную проливать.

Жила на лбу Никита Федоровича вздулась. Руки так и тянулись вытащить из ножен меч и отрубить говорившему голову, однако он сдержался, ибо нет такого закона, по которому можно лишить жизни носящего духовный сан. Вслух он ничего не сказал – не было ни сил, не желания спорить.

– Так-то, княже, ты уж на днях приходи на службу да сыновей своих, и супругу свою возьми с собой. Сказано в Библии: «Не ревнуй злодеям, не завидуй делающим беззаконие, ибо они, как трава, скоро будут подкошены и, как зеленеющий злак, увянут».

– На меня намекаешь, отче? Думаешь, конец мой близок?

– Не на тебя, сыне, нет. Совет только хочу дать тебе: оставь меч свой и стрелы свои дома, скинь одежду, кровью запачканную, покрой тело светлым одеянием, ибо «Кто живет с мечом, умрут от меча», а тебе, – головой владыка кивнул в сторону дома, – есть для кого и ради чего жить.

– Я понял тебя, спасибо за добрый совет.

– Не что, сын мой, – с этими словами отец Алексий стукнул посохом, что держал в правой руке, и пошел дальше по дороге, а за ним шли с хоругвиями послушники.

Никита Федорович с нарастающим раздражением глядел ему вслед, в груди стало тесно, словно в легких не хватало воздуха. Слова, сказанные отцом Алексием, запали в его душу, но он старался и их отогнать прочь.

Проснулся князь от громкого шума, что доносился со двора. По-стариковски кряхтя, он встал с кровати и ввглянул в окно. За воротами стояли двое молодцев и терпеливо дожидались, держа конец под уздцы. Во дворе рядом с конюшней вели спор два брата, сыновья Никиты Федоровича – Андрей и Александр. Вокруг них, то и дело взмахивая руками, бегала и причитала их мать – Марфа Егоровна. Княгиня, в мешковатом темно-синем одеянии, с покрытыми волосами, пыталась остановить спор между сыновьями, но ее голос тонул в крике младшего сына.

– Сказал, отпусти моего коня, иначе по уху получишь! – кричал Александр, беря саврасового под уздцы.

– Опомнись, брат, кто же в такую пору на охоту едит? Аль ты позабыл, что после долгой зимы зверье в силу приходит, открамливается, самки нынче беременные ходят, на кого вы охотится собрались? Потерпи хотя бы еще месяцок-другой, пускай зверь лесной отъестся травки, потомство даст, тогда уж и я с вами поеду, – Андрей что есть мочи пытался противостоять буйному брату, которому не было ведано ни жалости, ни сострадания – весь в отца!

Иное дело старший: и лицом хорош, и статью, и нравом кроток как матушка их – Марфа. Княгиня подбежала к Александру и положила свои маленькие руки ему на грудь со словами: