Борис Тумасов - Василий Темный

От такой мысли и на душе легче сделалось. Вдруг вспомнил довольный лик князя Стриги-Оболенского, когда тот говорил, владыка ждет присяги.

Отчего же митрополит думает, что он, князь Юрий, с покаянной головой явится? Нет, он в Москву, в Кремль вернется, когда его позовут великий стол принять. Коли добром не захотят, он и к силе прибегнет.

И гордость его захлестнула. Представил, как будет сидеть на Думе, советы боярские выслушивать, а уж принимать ли их либо нет, это его воля. Росло и ширилось глухое раздражение и на Фотия, и на Стригу-Оболенского.

Уж он, великий князь Юрий Дмитриевич, с митрополитом Фотием не слишком будет считаться. Пора Фотия в монастырь удалить, другому владыке место уступить. Но кому? Князь Юрий подумал: кого бы хотел он видеть на митрополичьем столе? Долго думал, да так и не решил. Сам себе сказал:

– Вот когда сяду на великое княжение, тогда определюсь…

Весной, когда стают снега и приходит большая вода, Волга выходит из берегов и заливает луга.

Делались полноводными и ее притоки Тверца и Тьмака. Как повествуют древние летописи, появились в этих местах лихие молодцы из Великого Новгорода – ушкуйники, приглянулись им эти края и основали они здесь свое поселение, положив начало освоению земли тверской.

Минует короткое врем, и сын Юрия Долгорукого Всеволод, взяв Торжок, приказал срубить на Волге в устье реки Тверцы крепость и назвал городок по имени притока Тверцы – Тверью.

Со временем городские укрепления перекинулись к устью Тьмаки. Стены города окружали воды Волги-реки, Тьмаки и глубокий ров.

Сюда, под руку тверских князей, под прикрытие крепостных укреплений с окраин русской земли стекается люд, строят избы и дома, осваивают княжество Тверское.

И стоит Тверь, красуется трудом землепашцев, мастерством умельцев, торгом широким богатеет. Ибо встал город на перепутье широких торговых дорог. А вели они с запада – из Литвы и Великого Новгорода; с востока – с Волги и с моря Хвалисского 16, из Персии и Бухары, с гор Кавказских из далекой страны Айрастан.

Год от года полнится казна князей тверских, и не умаляется их гордыня власти над другими удельными князьями.

Многолетняя борьба за великий стол между князьями тверскими и московскими не прекращалась, лишь стихнет на время, потом снова разгорится.

А со времени Ивана Калиты, какой с татарами Тверь пожег, Москва из рук хана Узбека ярлык на великое княжение получила.

А чем Москва Твери выше, разве что коварством. Эвон, князь Юрий Данилович, внук Невского, оболгал перед ханом Узбеком тверского великого князя Михаила Ярославовича. Михаил в Орду отправился справедливости искать, а его там люто казнили…

Коварно московский князь Даниил Александрович Можайск от Смоленского княжества оторвал, Коломну захватил. А чего стоила борьба между братьями, сыновьями Александра Невского? Андрей, Городецкий князь, и московский Даниил брата своего великого князя владимирского Дмитрия со стола согнали, а для того и татар на Русь навели…

Нет, за тверскими князьями таких грехов не водилось. Может, от тех коварств и обрастало землями Московское княжество?..

А ведь Александр Невский, князь великий, и тверской князь Ярослав Ярославич – братья. И меньший сын Александра Невского Даниил 17жил и воспитывался в Твери, у Ярослава Ярославича. Отсюда Невский забрал Даниила и посадил на Москве князем…

После того тверичи еще долго поговаривали:

– Экого кукушонка мы в Твери вырастили!..

По весне стряхивали леса снеговые шапки, распускались почки и пробивалась первая зелень, вставали первые цветы и то ли сыростью пахло в лесу, то ли свежестью.

Почуяв тепло, леса оглашались птичьими голосами, а на поля, на первые прогалины, слетались грачи.

Весной оживала Тверь, ее людное торжище, звонко стучали молоты в кузнечной слободе, пахло сосновой щепой на стройках боярских хором, а в поселке кожевников отдавало сыромятными кожами.

Ранними утрами, когда город едва пробуждался, по чистому воздуху в ближних и дальних деревнях хорошо слышался звон колоколов. Звон ухал многопудовый в соборе, ему откликались колокола на других звонницах.

А со стен городских ночами и день-деньской раздавались окрики дозорных:

– Тве-ерь!

– Гля-яди!

И смотрели, и слушали, остерегались набега ордынского. Да и свои князья удельные нередко озоровали.

Едва дню начало, как в просторную трапезную тверского дворца торопливо семенил дьяк Пахомий Слезкин с чернильницей и перьями гусиными, со стопкой бумаги. Разложил на столе и, одернув длиннополый кафтан, уселся на скамью.

Вскорости начали сходиться бояре тверские. Вот важно прошагали князья Андрей Микульский и Осип Дорогобужский. На них шубы бобровые, шапки высокие, горлатные 18. Затем боярин Дмитрий Черед прошагал, на свое место у оконца уселся на скамью, бороду распушил.

Тут же в трапезной появился князь Михаил Дмитриевич Холмский. Постоял у двери, откашлялся и, отвесив поклон, прошел к скамье у стены, что близко к тронному месту. За ним, выпятив большой живот, едва прикрытый полами шубы, объявился боярин Морозов.

Вскоре палата заполнилась. В распахнувшихся дверях показался великий князь тверской Борис.

Чуть замедлив шаг, обвел очами думную, проследовал к помосту, где стояло тронное кресло.

Поправил расшитый серебряной и золотой нитью ферязь, уселся. Пригладил ладонью чуть сбившиеся волосы, посмотрел на владыку Вассиана, молодого, высокого, как жердь, епископа тверского. Перевел взгляд на бояр, заговорил:

– С возвращением моим из Литвы не слышал я, бояре думные, слова вашего, как Тверь возвеличивать, как княжество наше крепить. – Борис глазами по палате зыркнул. – Тверь-то нам, бояре, крепить сообща. Ино Москва нам на пятки наступит.

Князь Осип Дорогобужский просипел:

– Ужо отдавила.

Боярин Черед поддакнул:

– Воистину, Осип Давыдыч. Москва камнем огораживается, а мы бревнами.

Великий князь тверской согласно кивнул:

– О том и говорить вам, бояре, намерился. В Литве нагляделся, там из камня и замок возвели, и хоромы, и город камнем крепят. А мы по старине, как нам отцы завещали, деревом отстраиваемся. Аль не знаем, дерево огню подвластно. Набег Тохтамыша московцам уроком горьким послужил… Нам бы тоже у Москвы поучиться не грех. И казне тверской не поскупиться.

Побарабанил по подлокотнику, поглядел на Холмского:

– Как в Литву съездили, известие мое неутешительное. – Повторил снова. – Неутешительная поездка. Великий князь Витовт на слове многое обещал, а как на деле, поглядим. – Вздохнул. – А оковы на Тверь князь литовский одеть постарался.

Молчавший до того владыка тверской Вассиан заговорил: