Станислав Козлов - В логове зверя. Часть 1. За фронтом

Пересадка пересадкой, но и пообедать нужно бы. Пошли в столовую продпункта. Стасик уселся за стол, как большой, деловито и с достоинством. Слегка позабыв о нём, когда с аппетитом стал поедать лапшу – соскучился в вагоне по горячему. По Балашову я нёс сына на руках с удовольствием и гордостью. В белом пуху своей дохи, о ту пору ещё почти новой, румяный, с большими выразительными глазами, Стасик был очень хорош и обращал на себя внимание прохожих…

В ожидании поезда на Камышин пришлось ночесвать две ночи в общежитии для офицеров на вокзале. В конце второй ночи разбудили – наш поезд. На этот раз попали в классный вагон. Это было особенно приятно после «комфорта» четвёртого.

Рано утром вышли на сухопутной остановке «Три острова» – без каких бы то ни было признаков ни островов, ни океана вокруг них. Оказались внутри тёмного помещения станции. В окна скучно заглядывал серый рассвет. Холод… До Самойловки – семь километров. Их так или иначе нужно преодолеть – со Стасиком на руках и со всем хоть и мизерным, но увестстым скарбом. И тут опять, как и в Горьком у вокзала, улыбнулось счастье – в образе начпрода наших курсов старшего лейтенанта Малицкого. После обмена приветствиями счастье сказало, что скоро в Самойловку поедет грузовик родных курсов. На нём и поехали. Жена с сыном где потеплее – в кабине, а я в кузове – освежиться на степном воздухе, а заодно и посмотреть, где же они, в самом деле, – те таинственные острова.

Солнце уже взошло и ярко светило на безоблачном небе. В глаза били его ослепительные ликующие лучи, искрился чистый, недвано выпавший снег. Морозный ветер жёг лицо, но уже что-то весеннее чувствовалось в этом празднично сверкающем ещё зимнем утре. Чувствовал я себя удивительно бодро.

Самойловка раскинулась по степи широко и раздольно. Видно было: люди устраивали свою жизнь, не стесняя себя землёй, необъятными просторами лежавшей вокруг. Улицы широкие, кварталы далеко один от другого, между ними пустыри, иногда сады. Над степью бескрайней – беспредельное голубое небо, дым валит из широких толстых труб хат… Навстречу медлденно шествует пара серых длиннорогих волов, запряженных в сани. На наши, приволжские, сани не похожи: передок лишь слегка загнут кверху, на полозьях – ящик… Мирная картина большого села ничем не напоминала о происходящих в стране грозных и страшных событиях. Здесь в январе 1942 года был глуюокий тыл. В Самойловке даже светомаскировку не вводили – немцы или не знали о местонахождении курсов, или пока ещё не находили в них ничего, для себя интересного – не налетали.

Курсы усовершенствования командного состава Юго – Западного фронта были созданы в Самойловке осенью 1941 года для переподготовки офицеров, вышедших из окружения после неудачных для Красной Армии боёв сентября – октября. В основном это были техники – интенданты. Выбранное для курсов село мало подходило для расквартирования военного учебного заведения. Под общежитие пришлось занять школу и клуб – ничего другого, более подходящего, не нашлось. Помещения наскоро приспособли под казармы, соорудили нары. Штабы и классы разместили в нескольких одноэтажных домах. Штатный состав расселился в крестьянских хатах, жил в них вместе с хозяевами.

КУКС состояли из двух учебных батальонов трёхротного состава. Первым начальником курсов стал полковник Якшин, низенький полный человек с прстым русским лицом, больше похожий на типичного председателя колхоза из какого-нибудь художественного фильма, чем на боевого офицера. Строгий и крикливый на занятиях, он всегда становился вежливым, тактичным и внимательным к подчинённым при разговоре с глазу на глаз.

Систему обучения офицеров Якшин ввёл очень простую и необычайно наглядную. Однажды, посетив занятия по военно-инженерному делу, он увидел, как некий офицер вырыл себе очень мелкий окоп, чем и ограничившись: пустая, мол, формальность, занятия эти… Сам расположился рядышком, весьма довольный результатом трудов своих. Якшин посмотрел на офицера внимательно, вынул из кобуры пистолет свой, отошёл на несколько шагов и с обычной будничной строгостью офицеру этому приказал:

– Товарищ старший лейтенант, ложитесь в свой замечательный окопчик и постарайтесь укрыться от моих выстрелов – я попробую в вас попасть…

Стрелял полковник очень метко – все об этом знали…

До стрельбы дело не дошло, разумеется, но и этот незадачливый офицер, и те, кто при случае том присутствовали, накрепко запомнили и усвоили наглядный урок командира.

Комиссаром курсов был старший лейтенант Вяхеров. Человек интеллигентный, особенно ничем не выделяющийся. Помощником Якшина по учебной части состоял майор Мищенко, ранее служивший в Одесском пехотном училище. Он неплохо справлялся с составлением учебных планов, детализацией программ, но не руководил и не помогал нам – начальникам учебных частей батальонов. Пожалуй, в этом случае у него, как и у некоторых кадровых офицеров в начале войны, проявилось чрезвычайно пренебрежительное отношение к офицерам запаса. Казалось они, глядя на нас – запасников, думали: «Чего от вас лучшего ожидать?» И вместо того, чтобы помочь советом, ограничивались иронией и колкостями в наш адрес, по их мнению весьма остроумными. Мы же старались внимания на это не обращать и скоро овладели делом своим не хуже, а иногда и лучше, чем кадровики. Мы, ведь, тоже были офицерами, с опытом боёв не меньшим, если не большим: нас призвали в армию для конкретных боёв.

Подобным свойством обладал и комбат Ищенко, под началом коего мне довелось находиться, не путать с Мищенко, но в данном случае разница в буквах значения не имеет. На первых порах мне трудновато давалось составление расписания занятий, когда требовалось в них вставлять обязательное соблюдение множества требований для шести взводов: нагрузка преподавателей-специалистов, методическая целесообразность и так далее. Ищенко ни разу не снизошёл до помощи делом и советом, зато говорил со мной снисходительно и не без самодовольства: «Слушай, майор, мне на то, с чем ты возишься весь день, нужно всего часа два, не больше…»

Служить в тылу преподавателем КУКС я, надо сказать, не собирался и после окружения. Подавал рапорт о возвращении в действующую армию. Получил афронт: возраст – мне уже сорок семь лет. По моему мнению – не уже, а ещё только – на фронте-то я был с конца июня, воевал в должности заместителя комбата, а затем и комбатом… Мои неотразимые доводы отразили шестью словами: «Вот ваш боевой опыт и пригодится – учите неопытных». Пришлось смириться: приказы не обсуждают…

Первое время после сформирования КУКС срок обучения на них установили в один месяц – потери требовали пополнений. После первого же выпуска продлили до двух: выше обучение – ниже потери. В ходе войны время учёбы всё увеличивалось и к концу её составило уже шесть месяцев – свидетельство того, что подготовка офицеров за время военных действий всё время упорядочивалась, качество её возрастало, да и возможность отрывать офицеров от боёв появилась – для обучения их с учётом будущей службы.