Евгений Воробьев - Свирепые сердца. Рассказ-воспоминание о службе на военном корабле в г. Балтийске

После помывки каждый шел совершенно в голом виде до своего кубрика, в одних тапочках.

Помывка всегда проходила по субботам после большой приборки. И после помывки караси стягивали целые лужи воды после таких вот голых пешеходов.

А как-то в море, когда «Свирепый» стоял на якоре, в душе отключили воду. Я и еще несколько матросов были на юте перед построением. В это время Костя Мовчан, матрос с БЧ-5, моего же призыва, выбежал на палубу совершенно голый и весь в мыле! Мы начали смеяться над ним:

– Что случилось?

– Да только намылился – и воду отключили! Помогите лучше подняться потом на борт. Я сейчас нырну с юта, чтобы мыло смыть.

Костя нырнул. А был довольно грузного телосложения. Мы его потом с кормы на борт втроем еле вытянули.

***

Командиром корабля осенью 1987 года был капитан второго ранга Демьянченко Олег Дмитриевич, старпомом – капитан-лейтенант Кулиш Алексей Михайлович, замполитом-капитан третьего ранга Данченко Сергей Федорович.

А примерно с осени 1988 года командиром корабля был назначен капитан – лейтенант Авраамов Николай Георгиевич, старпомом стал капитан-лейтанант Белоногий Сергей Петрович, а замполитом капитан третьего ранга Шугайло Анатолий Алексеевич.

Авраамов любил популярный в то время стиль музыки хеви-метал-рок. Он разрешил репетировать ВИА до часа ночи, о чем под стеклом на столе дежурного офицера лежала бумага за подписью Авраамова.

Мы играли как песни начала 80-х, так и хеви-метал. Играли и пели песни из репертуара популярных в то время групп «Ария», «Черный кофе» и др. По карасевке было достаточно тяжело репетировать допоздна. Работать днем по кораблю приходилось довольно много, а потом приходилось еще и репетировать. Но это было моральной отдушиной.

Нам спаял самодельную приставку «Фуз» к соло-гитаре один из связистов нашего призыва (к сожалению не помню уже фамилию). Приставка придавала электрогитаре хриплый звук для исполнения рок-музыки. Но звук по нормальному должен был еще и тянуться долго. Однако тянущийся звук почему-то приставка не выдавала, и Дулатбаев умудрялся играть с тем звуком, какой имелся.

Ударная установка была так называемая «Ленинградка», причем два барабана на ней были самодельные – правый верхний и нижний томы. Это еще до нас парни соорудили. Вся аппаратура конечно же оставляла желать лучшего. Соло – гитара «Тоника», бас-гитара «Урал», ионика – легендарная «Юность». Усилители, микрофоны и колонки тоже были не шик… и все же мы умудрялись на этом играть. Не скажу, что мы были крутыми музыкантами, но мы очень старались…

Дулатбаев учил меня игре на ударных. Примерно через полгода я стал барабанить уже намного лучше.

Репетировали мы в третьем тамбуре, там еще до нас моряки отгородили с помощью брусьев и фанеры помещение для занятий ВИА. На репетиции к нам приходили и наши сослуживцы, послушать. Офицеры и мичмана тоже некоторые приходили, в основном, когда были в суточном наряде. Руководителя группы у нас как такового не было.

Матрос радиометрист Таушкин Сергей, тоже нашего призыва, стал петь у нас в ВИА.

«Деревянные церкви Руси,

Заколочены древние стены,

Подойди и о многом спроси,

В этих срубах есть сердце и вены», —

звучало на репетиции в исполнении Таушкина.

По корабельным специальностям и месту призыва мы были распределены следующим образом: я – гидроакустик с Алтайского города Бийска (радио – технический дивизион), Таушкин – радиометрист ближней надводной обстановки (тоже радио – технический дивизион, к сожалению, потерялись контакты и в Интернете не могу его найти), Павловский – с Украинского Запорожья (моторист БЧ-5), Дулатбаев – с Казахстана (сигнальщик дивизиона связи). Дулатбаев всегда шутил над собой, что он самый узкоглазый в семье, зато ему спать на вахте удобно. Чего греха таить, по карасевке многие «укипали» прямо стоя. А у Тулатбаева было не понятно, то ли он от ветра прищурился, то ли глаза у него закрыты и он спит.

Не могу никого из них найти в Интернете, кроме Павловского. И то, нашел его мать, а он никак на связь не выходил. Недавно на конец-то пообщались по скайпу.

Выступали мы в основном на праздниках на корабле. Но и в клубе базы тоже пару раз выступали. Потом начали писать свои песни, записали на кассету. Раз, будучи в Лиепае, выступили на аппаратуре ВИА крейсера «Свердлов». Оно уже был приварен к стенке. Мы выступали на верхней палубе, а зрители стояли на берегу. И в это время у них начался пожар в каком-то тамбуре. Нам это было непривычно, что на корабле может быть пожар. А один из «Свердловцев» сказал: «Да вы не переживайте, у нас часто такое происходит!»

***

Мой боевой номер 7-5-21 по книге корабельных расписаний был внештатным планшетистом дальней воздушной обстановки. Годок Юрий Шваб учил меня премудростям шифрования сетки планшета и выдачи засекреченных данных (ВЗД):

– Кодировка сетки меняется периодически, а принцип деления квадратов сетки на более мелкие квадраты по «улитке» остается всегда.

Слушая на учениях сплошной поток цифр по телефонии, я просто не мог понять, как можно в этом потоке цифр различать и наносить цели на планшет, да еще и писать цифры нужно было в зеркальном отображении, чтобы офицер мог свободно их читать с обратной стороны планшета. А какая-то девушка (нам всем казалось, что именно молодая и красивая) так и шпарила с берега:

– ВЗД 03 75 43 32 04 76 42 31 05 76 32 49 ….– С ума можно просто сойти, так мне казалось тогда.

В нашем заведовании по уборке был мичманский коридор. Убирали его по следующему принципу: намыливает и выжимает пену из губки тот, кто помоложе призывом, стягивает ветошью грязь самый молодой. Растирает пену щеткой по палубе уже кто-нибудь из полторашников. Если был контроль со стороны руководства ГАГ, то на уборку выходили и подгодки. Годок Шваб на уборку если иногда и выходил, то максимум что делал – это протирал пыль на приборах в коридоре или натирал пастой гоя медные трубки и таблички на каютах.

Неуставные взаимоотношения позволяли нам, срочникам, не вкалывать всю службу, а постепенно уменьшать нагрузку с каждым новым призывом. В этом была своя логика. Ведь если бы всем платили нормальную зарплату, то этих взаимоотношений попросту не могло бы быть. А за 12—18 рублей в месяц кто захочет ишачить 3 года? Неуставняк держался в основном на том, что стращали по Уставу вообще службу сделать намного хуже. Типа и обращаться на «Вы» к ком. отду и даже в гальюн у него отпрашиваться и т. д. и т. п. В общем-то, неуставного беспредела, как такового, на корабле не было.

Через пару месяцев ежедневных трехразовых уборок, мы могли уже вдвоем вымыть палубу коридора мичманов минут за 10-ть…

Фишкой на корабле было поесть лук в растительном масле во время приемов пищи. На корабле кормили лучше, чем в учебке, но все же не достаточно вкусно. Караси по очереди чистили и резали лук и приносили его в столовую украдкой на обеденный прием пищи. Ели лук на обеде все призывы. При Авраамове лук стали накрывать на стол официально, только без масла…