Алевтина Татищева-Никитина - И они распяли его. Последняя дорога последнего императора

Интересно, что моя девичья фамилия, из-за которой я чуть не провалилась на творческом конкурсе, сыграла добрую службу, когда я думала, как подступиться к «царской теме». Получив благословение редколлегии, я начала поиск людей, которые в нашем городе хоть что-то знают о «царской теме». Поспрашивала у коллег, мне сказали, что с кем-то в Екатеринбурге может познакомить друг нашей газеты литературовед Алексей Казаков. Как выяснилось, не с кем-то, а с тем самым Авдониным, который нашел останки членов семьи Николая II и его приближенных. «Но он человек очень осторожный, к нему трудно подступиться, – предупредил Алексей. – Но ты же, я слышал, Татищева была до замужества. Это должно на Авдонина произвести впечатление».

Он оказался прав. Человеку, который занимается историей, трудно не выделить среди других журналистку с такой громко звучащей фамилией. Перед поездкой в Екатеринбург я разыскала свой студенческий билет, чтобы предъявить его Авдонину в качестве доказательства моей мнимой близости к исторической личности. Может быть, ему это показалось смешным, но помогло мне хоть немного расположить его к себе. Я храню книгу, которую в день нашей первой встречи подарил мне Александр Николаевич. Она называется «В жерновах революции» и рассказывает о судьбе комиссара Яковлева – одного из самых значительных людей, причастных к екатеринбургской трагедии царской семьи. Авдонин надписал мне книгу так: «Представителю славной династии Татищевых от автора».

Я благодарна судьбе и древнему дворянскому роду Татищевых за знакомство с Александром Николаевичем. Те же Брокгауз и Ефрон, прослеживая историю этого рода с XV века, так говорят о графе Василии Никитиче, основателе Екатеринбурга: «Типичный «птенец гнезда Петрова», с обширным умом, способностью переходить от одного предмета к другому, искренно стремившийся к благу Отечества, имевший свое определенное миросозерцание и твердо и неуклонно проводивший его, если и не всегда в жизни, то, во всяком случае, во всех своих научных трудах» 3. Да простят меня за смелое предположение будущие энциклопедисты, но я думаю, что этими же словами они в свое время напишут об Александре Авдонине.

Он стал первым человеком из встреченных мною, кого мне хочется назвать великим. Я поняла это с первых минут нашего знакомства. Это человек, который раскрыл одну из самых страшных тайн человечества. И что бы сейчас ни говорили, какой бы грязью его ни поливали, он это сделал, – и с этим уже ничего не поделаешь.

О гибели последнего российского императора и обретении его останков уже много написано и будет еще написано немало. У этой истории есть одна особенность – ее очень трудно забыть. Если ты хоть чуть-чуть прикоснулся к этой тайне, она уже не отпускает тебя. А мне довелось написать об этом несколько газетных материалов. Я долго сомневалась, можно ли составить из них книгу, ведь эти тексты пишутся оперативно, не предполагают глубокого анализа. Но потом я прочла несколько научных трактатов на эту тему, несколько сборников полемических статей – глубоких и аналитических. Все в них было, кроме живых людей – тех, кто нашел останки императора и его семьи. Кроме чувств и мыслей тех, кто стал участником и свидетелем борьбы, развернувшейся в обществе вокруг этого события. И мне показалось, что мои материалы смогут дать несколько мазков для понимания общей картины. И еще об одном. Я должна рассказать, кто положил конец моим сомнениям, стоит ли собирать эту книгу. Моей матери нет в живых уже 15 лет. Но почему-то совсем недавно отец решил передать мне ее небогатые украшения. В сверточке с серьгами и кулонами я обнаружила серебряный рубль, помеченный 1896 годом. На одной стороне его – двуглавый орел, а на другой – Николай II, «император и самодержец всероссийский». Почему эта старинная монета оказалась среди украшений, никто в семье не знает. Я не склонна к мистике, но такой знак трудно истолковать двояко. Вот так появилась эта книга.

Взгляд в прошлое

Николай //, Александра Федоровна и Великая Княжна Мария Николаевна были перевезены из Тобольска в Екатеринбург в конце апреля 1918 года. 23 мая сюда же привезли остальных детей. Все они были размещены в доме Ипатьева на углу Вознесенского проспекта и Вознесенского переулка. Дом был обнесен двумя заборами, которые совершенно скрывали его от посторонних глаз. В книге Соколова приводится такое свидетельство охранника Медведева: «Царь по внешнему виду все время был спокоен, ежедневно с детьми выходил гулять в сад, сын Алексей ходить не мог, у него болела нога, и его выносили в сад на руках, выносил его на руках всегда сам Царь, который вообще сам ходил за ним, супруга Царя в сад не выходила никогда, а выходила лишь на парадное крыльцо к тыну, окружавшему дом, а иногда сидела возле сына, который обычно сидел в коляске. Царь по виду был здоров и не старел, седых волос у него не было, а супруга Царя начинала седеть и была худощава. Дети вели себя „обыкновенно“ и улыбались при встрече с караульными. Разговаривать с ними запрещалось… Пищу для царской семьи первое время носили из советской столовой, находившейся на Главном проспекте; пищу эту носили из столовой женщины и девушки, от коих принимал караул у парадного крыльца, в дом они не входили… Неоднократно приглашался в дом священник для богослужения. Время они проводили так: Государь читал, Государыня также читала или вместе с дочерьми вышивала что-нибудь или вязала. Наследник, если мог, делал из проволоки цепочки для своих игрушек – корабликов».

«Период екатеринбургского заключения Августейшей Семьи был полон страданий. Это был сплошной крест… (Охранники) были грубые и пьяные люди. Они входили, когда им было угодно, в комнаты Августейшей Семьи и вели себя отвратительно, отравляя жизнь Семьи. Они позволяли себе входить в столовую, когда обедала Августейшая Семья, лезть своими ложками в общую миску с супом, и иногда дерзость их доходила до такой степени, что они как бы неумышленно задевали своими локтями лицо Императора или же, становясь сзади стула Императрицы, наваливались на стул, задевая Государыню. Безобразные пьяные песни с тенденциозным подбором неслись часто по дому. Происходило расхищение Царских вещей. Уборная была одна в доме, и ею пользовались все.

Иногда из комнат Августейшей Семьи раздавались духовные песнопения, преимущественно Херувимские песни: пели Государыня и Княжны».

(Из доклада судебного следователя Н. А. Соколова вдовствующей Императрице Марии Федоровне) 4.

Я пишу эти строки зимой, когда за окном валит снег, заметает все и вся, словно пытается крупными мазками выбелить всю землю и нас, так по-разному живущих на ней. Лето в такую погоду кажется чудом. Но его звуки, запахи не забываются с холодами, а живут где-то глубоко внутри нас, отзываясь на воспоминания.