Иван Веневцев - Урал – быстра река. Роман

В 1975 году Иван Веневцев скончался, так и не повидавшись с родиной.

Его сын Сергей Иванович – к тому времени он жил в Выборге – свёл отцовские рукописи в одну и опять предлагал казачью летопись «литературным часовым» – в журнале «Нева», Союзе писателей РСФСР. Ответы по духу времени были спокойнее, но заканчивались отказом – рукопись требовала литературной доработки. Так в своих поисках он добрался до родины, до места действия романа, до Оренбургской организации Союза писателей России. Вернулся на родину и возвращается к землякам-читателям и труд его отца – эпический документ из кровавого архива Гражданской войны. Действительно, «рукописи не горят».

Какова же художественная ценность этих картин национального апокалипсиса, увиденных глазами «простого» казака, переданных языком литературного дилетанта – интеллигента в первом поколении, одарённого от природы? Если идти по пути аналогий с Великой Отечественной войной, с её художественной «окопной правдой», то летопись Ивана Веневцева можно назвать « правдой с высоты казачьего седла », а его прозу – народным сентиментальным романом, где все действующие лица и, прежде всего, главный герой Михаил Веренцов, носят родовые черты их создателя – рассказчика из народа.

Именно этим обусловлен народный, сильный, выразительный язык персонажей из среды, генетически общей с автором, и именно поэтому чаще всего был обеднён, грешил канцеляризмами язык персонажей из другого, «светского» мира, как и язык авторских размышлений, характеристик, выводов. По этой же причине произвольна, стихийна композиция произведения.

Нельзя ни на минуту забывать, что роман создавался под вышками часовых: над ухом автора, одетого в робу зэка, жарко дышало время, живущее по законам Гражданской войны. Отсюда понятней изобразительные удачи первой части романа, повествующей о детстве и ранней юности действующих лиц, и нервный, фрагментарный, уходящий зачастую в газетный документализм характер второй части с кровавым абсурдом братоубийственной бойни.

Роман – свидетельство непосредственного участника событий приоткрывает тщательно замолчанную, неизвестную до 90-х годов минувшего века – времени газетной публикации первой части романа революционную тайну тех дней. Позднейшие оренбургские исторические хроники настаивают на том, что «особую роль в разрастании гражданской войны сыграл налёт в ночь с 3 на 4 апреля (1918 года – В.К.) белоказаков на спящий Оренбург. Ворвавшиеся в город учинили зверскую резню. Было жестоко зарублено 129 человек, в их числе старики, женщины и дети. Обстановка в Оренбурге накалилась до предела, рабочих охватила ненависть к тем, кто совершил злодеяние. Было возможно, что она распространится на всех казаков, тем более что в городе уже были случаи самосудов по отношению к ним».

Главный вопрос: что вызвало столь жестокий характер налёта казаков – профессиональных защитников Отечества, а не наёмных убийц? Ответ дан в первой части романа: «отворило кровь» провокационное разрушение, видимо, в феврале – марте 1918-го державного символа казачьего войска – конной статуи вооружённого казака на Форштадской площади Оренбурга. Иезуитский расчёт оказался точным: кровь «закипела в жилах » казаков-стариков, казаков – героев Первой мировой – их было немало – при виде такого кощунства в святая святых казачьей воинской славы – у Знамённой войсковой избы. В этот драматичный ряд становилась и первая живая жертва новой власти – бессудный расстрел на 18-ом разъезде арестованного на станции Платовка возращавшегося с фронта престарелого казачьего генерал-майора П. В. Хлебникова. Автор воспоминаний – исследования «Оренбургское казачье войско в борьбе с большевиками. 1917—1918 годы» И. Г. Акулинин, помощник войскового атамана, командир II и I казачьих корпусов в 1918—1919 годах писал: «Заняв Оренбург (31 января 1918 года. – В.К.) и утвердившись на территории Оренбургского войска, большевики сразу показали себя казакам.

Всюду – в городах и станицах – начались кровавые расправы, грабежи и разбой. Несколько станиц было сожжено дотла; миллионы пудов хлеба вывезены или уничтожены; тысячи голов лошадей и скота угнаны или зарезаны на местах; масса имущества разграблена. Все станицы и посёлки, независимо от того, принимали участие в борьбе против большевиков или оставались нейтральными, заплатили денежные контрибуции и затем были обложены громадными налогами. Большевики всех казаков без разбора совершенно искренно считали врагами советской власти и потому ни с кем не церемонились. Много офицеров, чиновников, казаков и даже казачек было расстреляно; ещё больше посажено в тюрьму. Особенно свирепствовали большевики в самом городе Оренбурге.

Такие мероприятия со стороны большевиков быстро отрезвили не только казаков-стариков, но и казаков-фронтовиков и заставили их взяться за оружие».

В этой связи вспоминается разговор со старейшим научным сотрудником Оренбургского областного краеведческого музея Сергеем Александровичем Поповым (1905—1986) в семидесятых годах: он рассказывал, что из себя представлял Оренбург – город армейских военных, казаков, купцов и ремесленников в 20-х годах прошлого века. После Гражданской войны и революционных чисток город был настолько обезлюжен, что новоприехавшим сюда приходилось выбирать для жительства не дома даже, а улицы с несколькими заселёнными подряд домами – по соображениям безопасности…

Надо думать, главной болью для автора, органически не способного на лукавство, была невозможность озвученного объективного взгляда на страшные годины русской истории. Кто знает, сколько бесценных эпизодов и оценок выкинуто им при многочисленных переделках рукописи! Писать сусальные картинки в духе кинофильма «Кубанские казаки» автору не позволила бы кровь старшего брата и всего его «потерянного поколения», изображать же пережитую действительность без внутреннего цензора было самоубийством.

Литературная обработка многострадальной рукописи не должна была «навредить» ни автору, ни изображаемому времени. Поэтому оставлено, по сути, без вмешательства всё художественно самобытное, всё, что можно отнести к авторским достижениям. Важно было не исказить исторических акцентов авторского текста, чтобы и в частностях они соответствовали «гласу народному – гласу Божьему». Предприняты попытки бережной реставрации, освобождения от издержек стиля, дан как бы «перевод» неудачных мест, стилистически приближающий автора к самому себе – лучшему.

Особое слово о сыне автора романа Сергее Ивановиче Веневцеве (1916—2003) и его внуке по материнской линии Сергее Фёдоровиче Попове – творческих душеприказчиках писателя, чьими заботами рукопись романа не только не затерялась на перекрёстках времён, но обрела «второе рождение», получила прописку в оренбургской прозе – первая часть романа под названием «Рубеж» опубликована в газете «Оренбургский казачий вестник» за 1993 год. Не чуждые литературного творчества, они во многом помогли прояснить детали казачьего быта, говора, ушедших в историю.