Вальтер Скотт - Анна Гейерштейн. Или Дева Тумана

Путешественники продвигались крайне медленно по причине различных задержек, кои не стоили бы упоминания, если бы из-за них не пришлось дважды устраивать ночлег на пути в Базель. Жители городков и деревень, в которых они располагались на ночь, встречали их с отменным гостеприимством и оказывали всевозможные знаки почтения, а их прибытие служило сигналом для торжеств, которые начинались с приема делегации главами местного сообщества.

В то время как деревенские старосты готовились к праздничной встрече делегатов Союза, обычно они узнавали об их приближении загодя, молодые люди, предусмотрительно высылаемые ими наперед, старались доставить удовольствие своим сверстникам и провожали их до деревни через те места, где, как им это было известно, больше водилось дичи.

Угощение, никак не поощрявшее чревоугодие и прочие излишества и состоявшее по обыкновению из мяса молодых барашков и козлят, подстреленных в горах, все же, как это показалось обоим англичанам, весьма возбуждало знаменосца из Берна и бюргера из Золотурна, чего нельзя было сказать о ландмане и представителе Лесов. Упомянутые первые два депутата обладали даром выдергивать из общего блюда лучшие куски и оказались отличными знатоками вин, особенно чужеземных, кое уничтожали они не щадя животов своих. Ландман был слишком благоразумен, чтобы бороться с тем, с чем бороться не представлялось возможным; он удовольствовался тем, что сам соблюдал строгую воздержанность, употребляя в пищу одни только овощи, запивая их ключевой водой, в чем ему полностью подражал седобородый Никола Бонштетен, который, казалось, счел для себя за правило во всем следовать примеру Арнольда Бидермана.

На третий день после отправления швейцарцы приблизились к окрестностям Базеля, в то время одного из крупнейших городов Юго-Западной Германии; здесь они предполагали провести вечер и ночь, нимало не сомневаясь в радушном приеме.

Правда, Базель не принадлежал еще тогда к Швейцарскому Союзу, в который он вступил в 1501 году – почти тридцатью годами позднее; но он был вольным имперским городом, связанным с Берном, Золотурном, Люцерном и другими швейцарскими городами взаимными торговыми делами и прочими интересами. Цель посещения этого города швейцарской депутацией состояла в том, чтобы склонить Базель к миру, более полезному ему самому, учитывая всякое прекращение торговли со швейцарскими кантонами с началом войны, нейтралитет же принес бы немалые выгоды городу, расположенному между двумя противниками.

Посему они и уповали на такой же радушный прием базельцев, какой им оказывали до сих пор в пределах собственных земель, поскольку выгоды этого города напрямую зависели от исхода их миссии. Следующая глава покажет, насколько чаянья их оправдались.

ВЗОРЫ английских путешественников, утомленные постоянным созерцанием голых скал, теперь с удовольствием обратились в сторону местности, хотя и холмистой, но вполне пригодной к земледелию, судя по украшавшим ее нивам и виноградникам. Широкий и величественный Рейн стремительно нес свои серебряные воды сквозь этот пейзаж, разделяя надвое город Базель, расположенный на его берегах. Южная часть города, куда привела швейцарскую депутацию их стезя, представленная знаменитым кафедральным собором 94 94 Грандиозное сооружение, в древних своих частях – романского, в новейших – готического стиля, возведенное из белого и красного песчаника, с двумя высокими (67м) башнями; до 1529 года это был кафедральным собором. Собор построен в 1010—1019 гг. императором Генрихом II на месте бывшей здесь древнеримской крепости и в 1135 и 1185 подвергся некоторым перестройкам; в 1356 г. страшным землетрясением большей частью разрушен и потом восстановлен в готическом стиле; наконец, в новейшее время удачно реставрирован, оборудован великолепным органом и украшен живописными окнами. На хорах церкви происходили в 1431—1448 гг. заседания Базельского собора; в отдельно стоящей Соборной зале теперь помещается богатый музей средневековых предметов. на высокой террасе, выровненной руками человека и обрывающейся в реку, напомнила нашим путешественникам, что они приблизились к стране, в которой деятельность разумных созданий характеризовалась новыми величественными сооружениями, кои погребли под собой, такова уж их доля, прежние достижения человеческого труда, победившего некогда каменную унылость природы, сопутствовавшую нашим путешественникам на всем их пути.

За милю от городских ворот депутация была встречена представительным сановником, сопровождаемым двумя или тремя горожанами верхом на лошаках, покрытых бархатными чепраками. Первым они приветствовали ландмана Унтервальдена, а затем и его спутников, которые приготовились выслушать гостеприимное приглашение и любезно его принять.

Однако, представители Базеля, завели речи совершенно не те, что от них ожидали. Сановник с крайним смущением, приступил к исполнению возложенного на него поручения, справедливо полагая, что оно не является сколько-нибудь приятным для него. Базельский оратор начал с того, что имеется множество причин для более тесных и дружеских отношений между его городом и городами Швейцарского Союза в дополнение к тем связям, что обеспечивают взаимную выгоду. Но, заключил он, по некоторым веским обстоятельствам, которые будут объяснены позже, Вольный Город Базель не может принять на ночь за своими стенами высокопочтенных депутатов от Швейцарского Союза, направляющихся ко двору герцога бургундского.

Филиппсон внимательно следил, какое впечатление произведет это неожиданное заявление на членов депутации. Рудольф Доннерхугель изъявил меньше удивления, нежели его товарищи, и, сохраняя совершенное безмолвие, казалось, более старался проникнуть в их чувства, чем расположен был обнаруживать свои собственные. Не в первый раз проницательный купец отмечал про себя, что этот резкий и вспыльчивый молодой человек мог, когда это сочеталось с его интересами, обуздывать природный свой норов. Что же касается других, то брови знаменосца нахмурились; лицо золотурнского бюргера зарумянилось подобно луне, восходящей на северо-западе; седобородый представитель Лесов тревожно посматривал на Арнольда Бидермана, и сам ландман казался более обеспокоенным, чем можно было бы ожидать при обыкновенном его хладнокровии. Наконец, он ответил сановнику Базеля голосом дрогнувшим от волнения: