Наталья Бочка - Сердце Анны

А человек, что с Федькой, за руку крепко держал, вроде как, отпустить боялся. Но всё равно, ни куда бы Федька не делся, страшно в чужих краях, среди чужих людей. Только надеялся, что там, куда едут они, ждёт его матушка. Решил – это она за ним послала. Ведь не может быть, чтобы она совсем за него забыла. Вот и решила человека за Федькой прислать. Только ехать, оказалось, вон как долго.

Но вот, спустя три дня и две ночи подъехала коляска к высоким воротам, тут – путешествие и окончилось. Вышел из дрожек сопровождающий, в калитку стукнул. Открылось оконце. Лязгнул засов и калитка отворилась. Вышел человек весь в черном, верёвкой подпоясан. Глянул на Федьку тёмным взглядом, у того от страха аж в животе заурчало. А приехавший с Федькой подтолкнул мальчонку к калитке и бумаги чёрному протянул. Тем всё и закончилось.

Тогда, возле ворот тех высоких, началась у Федьки новая жизнь.

Если бы мог он, хоть на немного представить себе, в какое место попадёт, то возможно, ещё тогда, в дороге, сбежал бы и не оглядывался. Но, это он уже потом понял, спустя месяцы и даже годы.

Привезли мальчишку в закрытую школу, при мужском монастыре.

В школе этой подавалось довольно серьёзное обучение. Строгая дисциплина и жесткие методы воспитания обламывали все изъявления воли или характера. Многолетняя система наказаний заставляла учеников выполнять все предписания и правила.

Перед страхом остаться без еды или быть жестоко наказанными, стайка полуголодных мальчишек готова была зубрить любые правила и догмы. Но это не спасало младших и слабых. Старшие ученики отбирали еду и поколачивали тех, кто не мог за себя постоять. Несколько лет проведённые здесь, запомнились Фёдору неуёмной тоской, болью и унижениями, бесконечным чувством голода и холода.

В этих условиях Федька вынужден был научиться существовать. Но конечно, это произошло не с самого начала. Не сразу понял он, а только после множества показательных уроков, что выживает тот, кто сильнее. Конечно же, не сразу пятилетний мальчишка, научился выдержке и преодолению. Узнал невозможность терпеть, но и невозможность пожаловаться. Не сразу понял, что если он не возьмёт сам, то ни кто ничего не даст. По крупице, по камешку собиралось и складывалось в его мозгу осмысление этих истин. И так, постепенно не сразу, он стал следовать им.

С самого рождения, каждый человек имеет свой набор качеств, то, что называется – характер. То, что будет с ним всегда, на протяжении всей жизни. Но, в определённых условиях, качества эти способны меняться. Порой невозможность сопротивляться обстоятельствам заставляет, подчиняется им и следовать в том направлении в какое вовсе человек и не стремился.

В детстве, невозможно выбрать окружение. Приходится существовать там, где рождён или куда определяют. Ребёнок не можешь решать, за него это делают другие. А ему приходиться только приспосабливаться к обстоятельствам. И характер его, начинает свой путь в той среде, в какую поместили.

Всякое общество может сломать то положительное, что дано с рождения. Но может, напротив, развить и усовершенствовать. Хорошо если так. Если условия позволяют раскрыться личности, напитываться лучшими качествами. А если нет? Если попасть туда, где само слово существование звучит как насмешка. Где у человека нет голоса, где всё, что он скажет ни кому не нужно, а за инициативу, только наказание. Что тогда? Куда денутся все самые лучшие черты характера. А что будет с худшими? Куда спрячется тот огонь, что не в состоянии вырваться наружу. Уйдет или затухнет навсегда? Что делать, когда свободная душа будет упрятана в узкие тёмные комнаты?

Или напротив, что если пламя всё же вырвется?

Что будет делать маленький Федя, когда обласканного любовью матери и ветром свободы, его приведут в комнаты с серыми стенами и оставят там на много лет? Что случится с его смехом, с бесшабашностью?

Он изменится, покорится и может даже сломается. Что угодно, но – точно станет другим.

Потом уже, он сам, мог обидеть слабого, забрать, побить, оттолкнуть, того кто бросится на него в голодном негодовании. Именно тогда, когда учили его самопожертвованию, он отбирал. Говорили о самобичевании, и он бил.

Тогда, не смотря на святые истины, на праведное учение, выплёскивалась из него неугомонная энергия, словно ветер, что не сдержать.

Когда, вздохнув с облегчением и перекрестившись на ворота монастыря, Фёдор покинул школу, всё, что он знал кроме непреложных истин и дисциплин, отмеченных в дипломе, это неукротимое желание владеть миром.

Очень легко его приняли в университет. В этот момент, почему-то, потянуло в юриспруденцию. На том и встал.

Здесь, в университете, в другом совершенно обществе, он, быть может, только на мгновение смешался. Но тот таран, что сидел в нём и тут пробил стену. Он шел напролом, рисковал. Очень скоро вокруг него собралось общество самых, что ни есть отвязных гуляк и прожигал. Фёдор властвовал и руководил. В компании этой были отпрыски богатых дворян, зажиточных мещан и купцов. Молодчики, что привыкли кидать деньги, не считая. Тут были и прилипалы, что норовили погулять за чужой счёт.

Тогда же, в университете, много времени Фёдор стал посвящать, так сказать, интимному воспитанию. Сначала, грубый опыт борделей и трактиров. Постепенно, по мере того как наука эта осваивалась Фёдором всё глубже, методы его обучения становились всё увереннее и виртуознее. В конце концов, искусство обольщения, стало считаться одним из талантов Фёдора.

Он не относился к этому серьёзно, за несколько лет была пара увлечений, но не таких, чтобы о них вспоминать. Отношения с женщинами не стали для него тем столпом, на который, женившись, опираются мужчины. Он не считал женитьбу важным жизненным моментом, скорее помехой, какую к себе близко не подпускал. Не хватало еще, чтобы над ним потешались, так как он потешался над другими. Вполне естественным выглядело в глазах окружающих то, что он не стремился связывать себя узами брака. Пусть даже с самой богатой и влюблённой барышней.

От того, что общение с женским полом, какое имелось в доступности у Фёдора, оказалось вполне достаточным, то и никакого другого заводить не было срочной необходимости. Ничего в том зазорного, что во время весёлых посиделок с друзьями в окружении мелькали женщины легкого поведения, ведь что ни говори, а без этого ни как не выходит.

Удивительно, но в этом невероятном пылу, за бесконечной чередой веселья, успевал Фёдор учится. Как это у него получалось одному ему известно. Светлый, пронзительный и цепкий ум его, не раз поражал наставников. Было удивительно, как без намёка на утруждение он сдавал сложнейшие работы. Отношение к обучению, граничащее с наплевательским, в то же время поражало исполнительностью и держало наставников в постоянном напряжении. Ни кто не понимал как такое, может быть.