Елена Крюкова - Солдат и Царь. Два тома в одной книге

«Кто-то хочет быть царем… Кто-то… мокнет… под дождем…»

Иногда слова в голове Лямина сами начинали складываться в стройные звонкие ряды. И из того ряда нельзя было выкинуть слово; выбросишь – а оно опять лезет. Хотелось эти слова спеть. Однажды он взял и запел. На него Матвеев оглянулся – они вброд речушку лесную переходили. Лямин! Петь – отставить! Под ноги гляди, в иле завязнешь! Есть отставить петь, товарищ командир.

Замолк, а песня внутри звучала. Потом утихла, утухла.

Главных бывает много. И тот главный, и этот главный. Вот над ними Петр Матвеев. А вот рядом – комиссар Панкратов. А над ними – Тобольский Совет рабочих, крестьянских и солдатских депутатов. А над Тобольским Советом – кровавый, бешеный Урал. А над всем Уралом и Сибирью – Московская ЧК. Яков Свердлов, он тоже главный. А над Свердловым – Ленин, оно и корове понятно. А над Лениным кто? Кто – над Лениным?

«Значит, Ленин и есть теперешний наш царь. На время? Насовсем?»

…Михаил развешивал на веревке стираные портянки – Пашка постирала, – а в подсобку всунулась встрепанная голова Сашки Люкина. Сашка вроде навеселе: белки блестят, скулы розовеют, языком плетет.

– Э-эй, Миня! Кончай хозяйствовать. Главный тя к сабе требует!

Михаил поправил на веревке портянку.

– И что?

– Не што, а дуй! Вид у него грозный!

– Я ни в чем не провинился.

– Энто ему будешь объяснять!

Лямин продел голые ноги в сырые сапоги, передернулся от холода и пошел вслед за Люкиным. Затянутое иглисто-серой, перламутровой паутиной мороза окно слепо глядело ему в спину.

…На двери главного висела медная табличка: «КВАРТИРА ПЕТРА МАТВЕЕВИЧА ТОВАРИЩА МАТВЕЕВА, ПРЕДСЕДАТЕЛЯ СОЛДАТСКАГО КОМИТЕТА». Солдаты над той табличкой смеялись. У какого гравера заказывал? Много ли заплатил? И чем – керенками или золотыми слитками?

– Боец Лямин!

– Так точно, товарищ командир!

– Поедешь со мной в Петроград?

– В Петроград? – Лямин изумился. – Товарищ…

– Да мне одному негоже ехать. Без охраны.

Лямин испуганно глядел на бывшего царского фельдфебеля, потом на носки своих нечищеных сапог.

– Это меня… охранять?

– Тебя, тебя.

Михаил стоял, выше Матвеева ростом. Внизу перед ним нервничал, переминался с ноги на ногу меленький серенький человечек, с виду вовсе и не главный, а так, мелкая сошка. Ледащий, без фуражки ясно видна на темени жалкая лысинка. Нос потно блестит. Крошечные свинячьи глазенки бегают быстро, соображают. Мишка поймал глазами глаза Матвеева. Свинячьи глазки отчетливо сказали ему: «Соглашайся, неохота мне других попутчиков в отряде искать».

– Да я…

– Да ты, да ты. Это приказ!

– Да мы до Петрограда знаете сколько будем ползти?

– Поезд идет себе и идет. А ты едешь. Разговоры! – Щучье личико побелело. – Отставить!

Лямин подобрался, втянул и без того тощий живот. Матвеев глядел на медную пряжку ремня.

– Возьмите с собою лучше Александра, – сглотнул, – Люкина. Люкин – бойкий. Он, в случае чего, отобьется. Отстреляется.

– А ты стрелять не умеешь? Руки не тем винтом ввинчены?

Мишка крепко прижал руки к бокам, вытянул их вдоль туловища. Бодро выгнул спину.

– Умею, товарищ командир!

Матвеев медленно, как тяжелый крейсер вокруг пустынного острова, обошел вокруг Лямина.

– Люкина, говоришь?

– Так точно!

– Отказываешься, стало быть?

Мишка разозлился.

– А вы что, меня хлопнете за отказ?

Сдерзил – и зажмурился: что наделал! Внутри мальками, заплывшими в мелкоячеистую сеть, бились смутные мысли о Пашке Бочаровой. О царской дочке не думалось. Или ему так казалось.

Матвеев внезапно рассмеялся. Громко и сердечно. Крепко хохотал, аж слезы на глазах выступили; и глаза – кулаками вытирал.

– Да не хлопну! Ишь… хлопнете! Ты муха, что ли! Боец Лямин! Ишь, смелый! Зазноба у тебя, здесь! Знаю!

Лямин голову опустил. Шарил глазами по натоптанным половицам.

«А Пашка скоро придет к нему с ведром и тряпкой. Полы мыть».

– Да ведь не только вы знаете.

– Весь отряд знает! Боишься, что она тут без тебя под кого другого ляжет? А?!

Лямин головы не поднимал. Уши покраснели, он чуял стыдный жар.

– Ничего я не боюсь. А только не поеду.

– Ступай. – Петр Матвеев махнул рукой, как муху отгонял. – Люкина – покличь!

– Слушаюсь, товарищ командир.

…В Петроград, к Ленину и Свердлову, отправились, вместе с Матвеевым, Сашка Люкин и молодой боец Глеб Завьялов. В отряде шутили: святая троица перед вождями предстанет! Думали – надолго отлучатся, а вернулись на удивление скоро. «Пять минут, што ли, вас Ленин-то принимал?! Али вместо поезда – на пушечном ядре прилетели?! А какой он, Ленин, лысый? С усами? Али бреется? А Свердлов – што он? Што нащет царей-то они баяли? Долгонько мы тут за ними будем ходить? Мы не тюремщики! А нас тюремщиками заделали!»

Люкин сбросил грязную одежонку. Растопили баню. Матвеев и солдаты помылись. Им поднесли косушку. Сашка сидел на кровати, расставив ноги, с голой грудью, размахивал пустым стаканом, рассказывал.

– Тряслися мы долго. Аж кости все заныли. А поезд такой, там народу, што сельдей в бочке! Все друг на друге сидят, едят и спят. Ну чо ржешь, Игнатка?!.. друг на друге, оно так и было. Утомилися шибко! И запасы закончились.

– А чо, у баб в вагоне горбушку отымали?

– Язви их, энтих баб! Ну, бывало, и прижимали какую бабу…

– Прижимали? Ах-ха-ха! Поживились, выходит!

– Да дай ты рассказать. Мы-то тут вот сидим, и што? Думам: никаких большаков в Питере нет! Нам што комиссар Панкратов втолковывал? Што большаков из Петрограда давным-давно выгнали в шею! А кто выгнал? Непонятно. И мы – верим! А верить-то нынче никому нельзя!

– Чо ж значит, Панкратов – предатель?

– Тише ты! – Люкин на дверь покосился. Потер кулаком голую грудь. Поежился. – Опосля баньки-то разымчиво сперва было, а теперь – охолодал! Вон он, морозец-то. – Кивнул на окно, сплошь обложенное слоями льда и инея – даже двора не различить было в инистых наплывах. – Панкратов – не предатель, а такой же человек, как мы все! Поверил. Вот ты бы што, не поверил, если б табе сообщили – Ленина убили?

– Эх ты, как это так… Ну, поверил бы! А потом – опять же не поверил!

– А поверил бы, ежели б бумаги прибыли?

– Ну, бумаги… Тут бы – да…

– Или по телеграфу бы табе отбили?!

– Да ну, ты, Гришка, не мешай, пущай Санька дале свое вранье плетет…

– Мы когда узнали, што Временное правительство скинули? Верно, в октябре. А потом – кто во што горазд! Мы тут, в Сибири, вдали от энтих столиц… бог знат што сибе навыдумывали… Прав Матвеев, што нас под мышку собрал да туда повез!

– Ну ты, ты скорей про Петроград давай. Что Питер этот? на что он похож? и правда – столица?

– Столица, столица, бесстыжие лица… Ну а как же! Вылезли мы на вокзале из вагона. Чешемся. Вши, растудыть их. Матвеев сибя по карману хлопат: денежки я взял с собою, ищем баню, пропаримся до костей, поганцы сдохнут! Баню – нашли. Чудеса! Стены зеленым мрамором выложены, с синими и белыми прожилками! Я такого камня даже на Урале в раскопах не видал. Многоценный! Ну, дворец чистый. Ковры на ступенях. Перила тожа мраморные, белые лебеди. А мы-то в грязных сапожищах. Подымамся, как по лестнице Якова в рай. В предбаннике шкафы слоновой кости. С нумерами – на кажной дверце! И там вешалочки. Шинельки мы развесили. Раздевацца надо до портов, а мы стеснямся.