Владимир Владыкин - Расслоение. Историческая хроника народной жизни в двух книгах и шести частях 1947—1965

Надо заметить, Хрущёв из всех сидящих был старше всех, но Булганин нарочно не заострил на этом нюансе внимание. Точно уже тогда чувствовал, что тому предстоит стать во главе государства и тогда он вновь займёт должность министра обороны, откуда его согнал два с лишним года назад Сталин.

– Мы обязаны, мы должны, сыграть на опережение! – подхватил опять Булганин. – С ним должен поговорить Маленков.

– А что, и я могу поговорить, – простодушно сказал Берия, ни на кого не глядя, принимаясь за трапезу.

Они выпивали вино, заедали шашлыками, приготовленными по-кавказски, и продолжали разговор, от которого почти в равной степени леденило у всех под ложечкой, а по спине бежали холодные мурашки. Их лица излучали здоровье пылающим румянцем.

– Это мы и без тебя знаем, Николай! – заговорил, работая челюстями, Маленков и переглянулся с Берия и Хрущёвым, которые сидели напротив Булганина и Маленкова.

– Товарищи, нужна записка, обоснование для принятия решения, – начал горячечно Берия. – Кто может её составить лучше меня? Думаю, вы со мной согласны?

– Ладно, накатай, сколько сможешь! – согласился Георгий Максимилианович, пережёвывая мягкое сочное поджаристое мясо баранины. – Но чтобы он безоговорочно поверил. Его любимец не только простофиля, который, говорят, оставляет сейф открытым, но и сам, пользуясь высочайшим доверием товарища Сталина, передаёт государственной секретности документы зарубежным дипломатам… за… доллары! Кстати, мне Молотов жаловался, что его жена ни за что пострадала…

– Да, да, антисемитизм его у всех в печёнках. Весь еврейский мир на нас косится, – подтвердил Хрущёв. – Этим обстоятельством надо немедленно воспользоваться. Мировое сообщество нас поймёт. Спасём цивилизацию от ядерной чумы! И евреев спасём, он хочет их отправить из Москвы под сурдинку космополитизма, – и глянул на Берию, видя, как тот неприятно морщился, так как сам боялся попасть под мегрельское дело… Но сейчас Берия медленно ел, он углубился в свои мысли, не желая заострять внимание на речи Хрущёва, который, как, казалось, Лаврентию Павловичу, хотел взять его в союзники на этом деле.

– Что ты молчишь? – спросил Хрущёв.

– Как бы вы не думали, в этой политике я его поддерживаю, – заметил Берия. – Создали для них автономию. А они всё равно здесь везде. Власть им нельзя доверять, – сказал он, хотя знал, что в его роду по материнской линии присутствовал этот род, что он всегда скрывал, и в том числе от Сталина, антисемитизм которого его всегда коробил. И теперь ему казалось, что вождь догадывался о его полном происхождении и потому не называл своим преемником. Но это было, разумеется, совершенно не так, поскольку сам Сталин не видел в нём достойного звания Верховного руководителя. Часто люди переоценивают свои возможности из-за единственного стремления к обретению власти.

После этой встречи у Берии четвёртка заговорщиков ещё встречалась на квартире Булганина. И колесо клеветнического доносительства и репрессий с бешеной скоростью завертелось. Сталин получил донесение о якобы вскрывшихся фактах исчезновения секретных документов из ведомства Госплана, который возглавлял с 1937 года Н.А.Вознесенский. Николаю Алексеевичу было вменено похищение секретных документов, за что он был неожиданно отстранён от работы. Хотя все его сотрудники не верили, чтобы могли пропасть документы, но вступиться за своего начальника тогда не каждый решался, боясь попасть под те же обвинения.

Для того, чтобы содержать особо опасных политических преступников, первый заместитель председателя правительства Г.М.Маленков по договорённости с Л.М.Кагановичем в срочном порядке создал тюрьму на пятьдесят человек. Между прочим, Вознесенский был тогда первым замом у Сталина, то есть прямой соперник главного заговорщика. Разумеется, он никак не мог уцелеть. И Сталин, выходит, поверил Маленкову, который во всём поддерживал вождя, ставшего тогда в глазах народа больше и выше руководителя коммунистической партии…

Как видим, в последние годы жизни Сталина, дела и проблемы государства как будто бы и продвигались и решались: плавили сталь и чугун, строили новые заводы, наращивались производства по выпуску машин, тракторов, станков, другой необходимой техники, возводились широким фронтом новые дома, причём целыми микрорайонами: выращивали хлеб; страна в поте лица выпускала продовольствие, товары лёгкой промышленности. Словом, созданная вождём система народного хозяйства действовала безотказно, как отлаженный гигантский часовой механизм. Но все в верхах понимали, что наступает время смены власти, о чём уже и сам Сталин заговорил, а значит, чувствует, что вечно ему не быть у руля самого большого государства.

Под конец своей жизни, как уже упоминалось, Сталин постепенно терял бдительность. И хотя говорил о будущем страны, но себя в прежнем качестве там уже не видел. Особенно такие мысли приходили к нему в минуты плохого самочувствия, из-за чего он перенёс первый инфаркт и потому уже тогда реально почувствовал себя невечным. Хотя Валентина Истомина, которой он в минуты хорошего настроения поверял мысли о своей старости, чтобы она подумала и о себе. Но единственной женщине, которой он доверял себя мыть (хотя не любил это делать) под душем, не хотелось и слушать жалобы на старость.

И Валентина старалась не только его успокоить, но и сердечно заверить, что для неё он по-прежнему свеж и молод – даже больше, он божество, на которое была готова молиться. И даже сама жаловалась на Берию. Причём предостерегала Сталина от его бесовского взгляда, что тот был на всё готов. Хотя чувствовала, хозяина это не очень занимало…

Когда Иосиф Виссарионович собрался в последний раз в жизни съездить по рекомендации врачей на юг, Валентина Истомина была далеко от него, так как Берия, который сам пытался её соблазнить, чтобы удалить от Сталина, привёл факты, будто Валентина была замечена на половине начальника охраны Власика.

Через своих людей Берия добыл документы непомерного расходования рыбных деликатесов. Сталин, который всех призывал к экономии всего и вся, разумеется, поверил Берии. Но Сталин был весьма далёк от того, зачем он это делал. Хотя расход рыбы сверх всякой меры был вполне доказателен.

Сталин не мог простить своему верному охраннику расхищения в особо крупных размерах. Ведь он сажал голодных крестьян за колоски, а тут у него под носом такая растащиловка?! Это его очень оскорбило, а наедине с Власиком он заехал тому по уху, что у того зазвенело в голове.

– Поедешь на Соловки, там будешь рыбу ловить, – сказал Сталин. – Ты всё моё к тебе доверие размазал…

– Иосиф Виссарионович, это неправда, документы были подтасованы, – взволнованно заговорил Николай Сидорович. – Куда я мог деть тонны рыбы?