Римма Ульчина - Мистический роман, или Заложница кармы

Отец подхватил дочь на руки и стал подбрасывать вверх, высоко, к самому потолку. Крепко зажмурившись, она визжала от восторга, взлетая вверх, и громко смеялась, когда летела вниз.

Мама и тетя Катя, стоя в дверях, смотрели на их веселье.

– Сразу видно, что папина любимица, – громко сказала мамина подруга.

Мама, сдвинув брови, молча прошла мимо и занялась продуктами, а папа, чтобы как-то разрядить возникшую неловкость, сказал:

– Лисенок! Ты только взгляни, какая у нас красивая

дочь! Не получив ответа, он двинулся к жене.

– Люсь! Брось возиться! Иди к нам! Подбросив еще раз Риту вверх, он посадил ее к себе на шею. Подошел к жене, обнял и, нагнувшись, поцеловал в губы.

На глазах у девочки произошла чудесная метаморфоза. Мамино лицо ожило. Бледные до этого щеки покрылись нежным румянцем. Глубокая складка между стрелками бровей разгладилась, а густые ресницы затрепетали, стараясь приглушить блеск агатовых глаз.

Застывшие в уголках глаз слезинки, преломляя падающий на них свет, еще сильнее подчеркивали их невозможную яркость. Они сияли от переполнившего маму счастья. Взяв под руку, она подвела мужа к самодельной колыбельке, на которой лежал, уткнувшись в малюсенький кулачок, сладко посапывающий малыш. А Рита сидела у отца на шее, свесив ноги и наблюдая за родителями. Он притянул жену к себе. Они стояли, тесно прижавшись друг к другу. Девочке очень хотелось почувствовать мамину ласку, но они с ней были на разных орбитах. Рита сидела у отца на шее, а она стояла рядом. Мать, склонившись над спящим ребенком, нежно поцеловала его в лобик. А Рита стала болтать ногами, напоминая отцу о своем существовании.

В это время начали собираться гости. Люся нервничала. Она не успела накрыть на стол. Подруги бросились ей помогать. Отец пересадил Риту на левую руку, а правой пожимал руки друзей.

– Ну, Александр, ты даешь!

– Надо же, какого мужика соорудил!

Сразу видно, что он обойдет своего батяню! Лихой офицер из него получится, это уж точно, как пить дать! У меня глаз на это дело наметанный. Сам троих сорванцов воспроизвел, – сказал пожилой капитан.

– Да! Нашего полку прибыло! Нужно это дело как следует обмыть!

– Давай, Саня! Тяпнем по маленькой, а там дальше само пойдет! А вот и огурчики соленые, а вот – грибочки! Как раз кстати!

– Люся! Поди сюда! Открой секрет, как ты умудряешься рожать таких красивых детей, причем так, чтобы никому обидно не было: дочь похожа на Саню, а сын – твоя копия! Ребята! Вы в этом деле здорово поднаторели!

Гости дружно засмеялись. Началось застолье: шум, смех, веселый перезвон граненых стаканов смешивался с бряцанием солдатских кружек, так как стаканы еще были большой редкостью и пили из них только женщины.

Кто-то приволок старенький патефон с запиленной пластинкой, и несколько пар пошли танцевать под веселую музыку знаменитой «Рио-Риты». Чтобы девочка не путалась под ногами танцующих, ей позволили заводить патефон и менять пластинки. Но она не упустила представившейся возможности засунуть руку в отверстие патефона – уж очень хотелось понять, как он устроен.

Вдруг Рита почувствовала, как ее сердечко пронзила острая боль, как будто в него воткнулась большущая игла. Болезненно екнув, оно сначала остановилось, а потом вдруг сжалось в тугой комок. Лицо покрылось испариной. Ей стало тяжело дышать. Потом сердечко само по себе разжалось, и в него потихоньку закралось непонятно откуда взявшееся ощущение внутренней тревоги. Прокравшись, оно затаилось, а потом вдруг стало стремительно разрастаться, заполнив собой замирающую от нарастающего ужаса по-детски хрупкую душу. Испугавшись, Рита прижалась к отцу. Желание спрятаться или, наоборот, защитить заставило ее обхватить его руками, уткнувшись лицом ему в грудь.

– Маргаритка! Что случилось?

– Папочка, я боюсь!

– Чего ты боишься, глупышка? – погладив ее по головке, тихо спросил он.

– Я не знаю, но я боюсь. Я боюсь за тебя! Во внезапно наступившей тишине витала тревога.

– В голове моей сверхчувствительной дочки, разбалованной чрезмерным вниманием отца, вечно возникают какие-то непонятные страхи! – пожав плечами, сердито сказала мама.

Все молча смотрели в Ритину сторону.

– Папочка! Я ничего не выдумываю! Я это чувствую, – прерывающимся голосом от еле сдерживаемых рыданий лепетала Рита. – Чувствую вот здесь, чуточку пониже шеи.

– Маргаритка! Тебе нечего бояться. Я рядом. Успокойся! Все будет хорошо!

Отец ее понимал, как никто другой. Понимал душой.

И тут… тут пронзительный зуммер телефона прервал всеобщее веселье. Гости с тревогой прислушивались к разговору. Отец молча выслушал сообщение, затем передал трубку комбату. Они оба поднялись и вышли из-за стола. Сидевшая рядом с мамой Катя посадила Риту к себе на колени.

Отец ласково потрепал дочку по щеке, застегнул ворот гимнастерки, затянул потуже ремень портупеи и, оглядев присутствующих, махнул рукой. Все, включая и тех, кто только что вернулся, выбежали из комнаты.

Все произошло в считанные секунды. Женщины стояли с тарелками в руках, на которых дымилась только что сваренная картошка, обильно сдобренная поджаренными свиными шкварками. Присев, они напряженно прислушивались к шуму отъезжающих машин.

Все понимали, что там, куда поехали их мужья, уже идет бой. Перешептываясь, они тайком посматривали в Ритину сторону.

Эта девочка наделена каким-то особым даром – даром предчувствия!

– Тише, тише, для ваших обсуждений это совсем не подходящее время! – строго сказала Катя.

Уставшая, заплаканная Рита задремала на коленях у Кати. К ним подошла мама.

– Катя! Давай-ка, я отнесу ее в постель…

Однако плач проснувшегося ребенка заставил мать броситься к нему. Свернувшись калачиком, маленькая Рита следила, как Люся возится с сыном, и мечтала оказаться на его месте. Ее все еще согревало ощущение тепла и защищенности, оставшееся после ухода отца. Рядом с ним Рита чувствовала себя счастливой. Катя, присев на корточки, тихо сказала: – Ритуля! Ты не должна обижаться на свою маму. Ей сейчас нелегко. Ты только посмотри на эту крошку. Он такой маленький и такой беспомощный, поэтому мама должна уделять ему гораздо больше внимания, чем тебе. «О чем она говорит? Неужели она думает, что я дура?!»

– Ладно! – сказала девочка. – Пусть мама любит Толика! Я тоже его люблю. Но отец любит меня. Понимаете? Меня!

Не ожидавшая такого ответа, Катя опешила и несколько минут находилась в замешательстве, пытаясь осмыслить услышанное.

«Я часто смотрела, как мама кормит малыша грудью, позабыв обо всем на свете. Как она с обожанием разглядывала каждую черточку на личике младенца… Лицо матери светилось от счастья!» – вспомнила взрослая Маргарита.