Римма Ульчина - Мистический роман, или Заложница кармы

А Люся все говорила и говорила. Начав, она должна была выговориться до конца, до самого донышка, чтобы хотя бы чуть-чуть снять с себя бремя, которое не давало ей спокойно жить…

Мама говорила, а Рита видела, как через несколько часов тетя Зоя, подхватив ее на руки, вбежала в комнату, где находилась роженица. Несмотря на пережитые мучения, ее агатовые глаза светились радостью.

– Ритуля, иди сюда… Залезай на топчан. Я хочу познакомить тебя с твоей сестричкой.

– Склонившись над маленьким свертком, Рита вдыхала чистый запах младенца, смешанный с запахом мамы.

«Мама жива. А у меня есть маленькая сестричка». – От нахлынувшей на нее радости девочка заплакала.

– Доченька, у тебя что-то болит? – обеспокоенно спросила мама.

– Нет, ничего не болит, Мамочка, она такая красивая! Мы с ней совсем разные – она похожа на тебя, и я уже ее очень и очень люблю!

И Рита действительно любила ее без памяти, и сестренка платила тем же.

Зоя, повитуха и все помогающие ей женщины передавали ее из рук в руки, ахая от восхищения.

– Хватит на нее пялиться, а тем более восхищаться! А то еще, не приведи господи, сглазите, – и Зоя быстро перекрестила малышку.

– Отдайте ее матери. Ребенок должен как можно быстрее взять грудь и высосать самые первые капли молозива, которые привяжут ее к матери и защитят от многих болезней. Пусть Люся ее спокойно покормит, а мы пойдем на кухню и выпьем за здоровье новорожденной и ее мамы!

Накормленная, чисто вымытая Рита крепко спала на печке рядом с младшим сыном Зои, Петей. Ему было шестнадцать лет. Он очень привязался к Рите, возился с ней, вырезал из дерева что-то похожее на куклу, а Зоя соорудила ей тряпочное туловище, руки и ноги, и сшила для куклы одежду.

– Ритка! Держи, это тебе. Теперь у тебя есть настоящая кукла! – улыбаясь, сказал Петя, – вспомнила Рита.

А Рита, эта маленькая чертовка, бросилась к Пете и повисла у него на шее. И он стал кружиться вместе с ней до тех пор, пока они оба без сил не свалились на пол.

Как-то вечером Петя сказал:

– Мама, тетя Люся! Я хочу, чтобы вы знали и хорошо запомнили. Когда Рите исполнится пятнадцать лет, мы с ней обязательно встретимся, а когда ей исполнится семнадцать, сразу же после выпускного бала, в десять часов утра мы с ней поедем в ЗАГС и распишемся. Она моя суженая. Поняли?

Это было сказано с такой верой и так серьезно, что мы с Зоей уставились на него, не зная, что сказать, и смотрели во все глаза, пытаясь разглядеть в них простое юношеское бахвальство. Петя не смутился и не отвел глаза в сторону. Это не были слова подростка, это были слова мужчины. Он сказал, а я, взрослая женщина, ему поверила. И, как видишь, не только поверила, но и запомнила.

И все-таки я попыталась его переубедить:

– Петя! После войны мы поедем к себе домой, и никто не знает, как сложится наша судьба, где и в каком месте мы будем жить. Ритин отец человек военный. Он офицер. Пограничник. А границ в нашей стране бесчисленное множество. Так что не зарекайся. Пройдут годы, и ты об этом забудешь.

– Петька! Ты что, сдурел или заучился? Она ж еще совсем дитя. Ей всего-то три годочка от роду. Что на тебя наехало, аль белены объелся? Вот чудило! – в сердцах выговаривала ему Зоя.

– Мама, ты меня хорошо знаешь. Я своего добьюсь! Мы с ней встретимся, а придет время – поженимся. Вот так.

– Петя, постой… Давай поговорим, – перебила Люся. – Допускаю, что вы действительно встретитесь. Но ты же не знаешь, какой будет ее внешность, характер, взгляды на жизнь. И потом, через тринадцать лет тебе будет уже двадцать девять. Ты станешь зрелым и самостоятельным мужчиной. В твоей жизни будут увлечения, встречи, расставания, а может, к этому времени ты встретишь ту единственную и станешь отцом. Жизнь есть жизнь. Разве я не права? Согласись, что я права.

Моя Рита играла с куклой. Услышав свое имя, она подняла глаза и уставилась на Петю, ловя каждое сказанное им слово.

– Правильно, Петя. – Она не выговаривала букву «р», и у нее получилось что-то похожее на слово «пхавильно»: – и мы с тобой обязательно поженимся, потому что я тоже тебя люблю и буду тебя ждать, – совершенно серьезно заявила она. Мы все попадали от смеха. Даже Петя смеялся, настолько это выглядело комично.

– Смейтесь, смейтесь. Смейтесь сколько угодно. Но так оно и будет! – и он, хлопнув дверью, выскочил из хаты.

Петя был очень красивый юноша: высокий, стройный, с сильным, хорошо развитым торсом. Выглядел он намного старше своего возраста. Его выразительные глаза и лучезарная улыбка – улыбка его матери, открывала ряд крупных здоровых зубов, белизну которых оттенял мягкий черный пушок, который начал только-только пробиваться над верхней губой его большого, по-мужски красивого рта. А кроме того, он был очень талантлив.

Это был поистине солнечный мальчик!

В шестом классе он проштудировал все учебники старшего брата за десятый класс. А когда тот поступил в институт, помогал ему разобраться со сложнейшими геометрическими задачами и чертежами. Зоя очень гордилась своими сыновьями и молила бога, чтобы война вернула ей старшего и не успела забрать на фронт младшего.

Три месяца я жила у Зои. Это были самые спокойные и сытые месяцы за все время эвакуации. Бывает так, что природа в одного человека вкладывает все то, что можно разделить на нескольких человек. Врожденная мудрость и ум, практичность и доброта, чувство долга и обостренное чувство справедливости, терпимость – сочетались у нее с твердостью духа и верностью тем, кого она любила, с кем дружила и кому верила.

– А Зоя знала, что ты потеряла документы? – тихо спросил отец.

– Конечно. Слушай. Прошло несколько дней.

– Зоя, я должна тебя предупредить, что у меня нет ни паспорта, ни свидетельства о рождении Риты.

– Как это нет? – встревожившись, спросила она.

– Зоя, я не хочу, чтобы твоя доброта и человеческая порядочность обернулись для тебя бедой. Если кто-то узнает, что я живу без документов, тебя ничто не спасет: ни заслуги твоего мужа, который был председателем самого передового и зажиточного колхоза во всей этой огромной области, ни то, что он коммунист, ни то, что он, старший сын и дочь пошли добровольцами на фронт.

– Не может быть! – стукнув кулаком по столу, крикнула Зоя.

– Может, Зоя, еще как может. А кроме того, ты должна знать, что я не русская, а еврейка.

– Что, что? Ты еврейка? Не может такого быть… – она смотрела на меня во все глаза.

– Почему не может быть? – еле ворочая языком, спросила я.

– Да ни почему! – ответила она.

– Ты хочешь, чтобы я ушла? Тогда так и скажи.

Теперь уже Зоя растерянно смотрела на меня, ничего не понимая.

– Стоп, Люся. Стоп. Притормози. И давай сразу же расставим все по своим местам. Лично для меня твоя национальность не имеет никакого значения. Не мы с тобой виноваты в том, что люди единого Бога и Творца Вселенной назвали разными именами и одели в разные одеяния. Бог один, а мы, люди, – его дети!