Римма Ульчина - Мистический роман, или Заложница кармы

У меня, наверно, был до того дурацкий вид, что она стала смеяться.

– Люся, ты веришь в бога? Только скажи честно, – переходя на шепот, спросила она.

– Не знаю, Зоя, просто не знаю, что тебе сказать…

– А ты не бойся меня и просто скажи, – настаивала Зоя.

– Я тебе верю и поэтому не боюсь. Но я и вправду не знаю, и никогда над этим не задумывалась.

– А ты, Люся, ты все-таки подумай, а потом скажи! – настаивала Зоя.

– В душе – да. В душе – верю. Но я никогда об этом не думала. Ведь я была комсомолкой.

– А я верила и верю! И соблюдаю все христианские праздники и посты.

– А как относится к этому твой муж и дети? – спросила я.

– Да никак. Я никому из них свою веру не навязываю. Знают, и пусть знают. Все то, что они видят с детства, все равно западет им в душу и останется там до самой смерти. А их жизням вера в бога не помешает, а помочь может. Именно она поможет им стать настоящими людьми. И знаешь, Люся, мне иногда кажется, что я не достойна того счастья, которое выпало на мою долю. Я имею в виду моральную сторону жизни, а не материальную, так как мы все предыдущие годы жили очень скромно. Денег у нас не было, их нам всегда не хватало, – повторила она. – Ну, Люся, хватит говорить обо мне. Давай вернемся к тебе. Рассказывай, что было потом. Мы остановились на том, что ты мне сказала, что все может случиться… – напомнила мне Зоя.

– Может, еще как может. Чем мне помогло, что мой муж кадровый офицер, коммунист и с пятнадцати лет служит в Красной армии? Служил и защищал от врагов все самые опасные границы страны, а сейчас, как и твой, воюет на фронте. Я ничего не знаю о нем, а он ничего не знает обо мне. А на меня всем наплевать! Я побывала во всех военкоматах и во всех отделениях милиции. В первых от меня просто отмахивались, дескать, отвяжись подобру-поздорову. Идет война, и нам не до тебя. А в милиции мне отвечали одно ито же: «Скажи спасибо, что мы тебя отпускаем, а не сажаем в тюрьму. Таким, как ты, там как раз самое место!»

В первый раз я просто обомлела, а потом испугалась, думала, что от страха рожу прямо там, в военкомате. Еле оттуда ноги унесла.

А в другой раз, когда мне в очередной раз указали на дверь, я поняла, что мне терять нечего, уселась на стул в приемной начальника военкомата и сказала: «Отсюда я не уйду, разве что ногами вперед! Буду сидеть здесь, пока не попаду на прием к военкому».

Дежурный сначала опешил, а потом аж взвился. Его перекосившееся от злости лицо покрылось бурыми пятнами. Привстав со стула, он рявкнул, брызгая во все стороны слюной:

– А мы тебя просто выставим отсюда! А если будешь много выступать, упрячем в тюрягу! И не таким птицам, как ты, тут крылышки укоротили. А со своей девчонкой можешь уже попрощаться! Ее мы у тебя отберем и сдадим в детский дом, созданный специально для детей без имени и фамилии! – орал он.

От его поганого рта смердело, как от заброшенной помойки. Этот запах был настолько отвратителен, что я сплюнула в стоящий рядом замызганный бак с окурками от папирос.

Услышав, что ее собираются у меня забрать, Рита бросилась ко мне, стараясь обхватить руками мою необъятных размеров талию и, уткнувшись головой в живот, сотрясалась от сдерживаемых рыданий. Я чувствовала, как ее бьет нервная дрожь. Забыв, где я нахожусь и зачем пришла, я вскочила со стула и заорала на него, топая ногами:

– Ах ты, подонок! Ты угрожаешь, что отберешь у меня ребенка, а на-ка тебе, выкуси!

– И я, свернув дулю, сунула ему прямо в его поганую рожу. – Ты здесь сидишь и штаны протираешь, да еще берешь на себя право издеваться над женой командира, пришедшей в военкомат за помощью, которую мне здесь обязаны предоставить. Мой муж и отец этой девочки воюет с фашистами, а ты тут мне качаешь права?! Здесь военкомат, а не милиция! И меня никто сюда не приводил, а пришла я сюда сама, своими ногами! А раз так, значит, я имею на это полное право. Так что заткнись и сиди ровно!

И, как это ни парадоксально, он, как куль, плюхнулся на стул с выпученными глазами, но, слава богу, с закрытым наглухо ртом.

Зоя хохотала, вытирая рукой выступившие от смеха слезы.

– Ай да Люся! Вот тебе и тихоня!

Не знаю, чем бы это закончилось, но вошедший в приемную офицер еле сдерживался, чтобы не рассмеяться при виде постыдной капитуляции своего подчиненного.

Открыв дверь своего кабинета, он жестом пригласил меня войти.

Круто, очень круто вы «задвинули» моего подчиненного! По вашему виду я бы никогда не подумал, что вы на это способны.

Я уже сама не знаю, на что способна. Мне надоело впустую ходить по разным инстанциям и выслушивать от никчемных и в большинстве своем ни на что не способных «холуев» угрозы, граничащие с абсурдом, – вытирая рукой струйки пота и тяжело опускаясь на стул, ответила я.

Первый раз я встретила человека, который меня внимательно выслушал, не перебивая, не пытаясь сбить с толку и запугать в ловко расставленной ловушке из дурацких вопросов. Военком слушал молча, делая для себя пометки на чистом листе бумаги, а потом, пробежав по нему глазами, вложил в лежащую на столе папку.

– Люся, извините, но вы не назвали свое отчество…

Представляешь, Зоя, не гражданка, а просто по имени – Люся. От неожиданности и благодарности я потеряла дар речи.

– Пройдите с ребенком в соседнюю комнату и заполните этот бланк. Сами справитесь?

Я кивнула и, быстро прочитав бланк, подняла на него глаза, наполненные страхом. Он понял.

– Не волнуйтесь, все будет в полном порядке. Эти данные мне нужны для того, чтобы Центр мог проверить, подтвердить и восстановить ваше право на получение новых документов. Я обещаю приложить максимум усилий, чтобы ускорить вашу легитимность. Но, сами понимаете, время тяжелое, и не все можно сделать так быстро, как мне бы хотелось. Да, ситуация у вас не из легких, – посочувствовал он. – А где вы остановились?

В его голосе и во всем облике было столько человеческой доброты, от которой я вовсе растерялась.

– А нигде! У нас нет теперь дома, – ответила Рита. – Я и мама живем в поезде, – вставила дочь, которая обычно всегда помалкивала в присутствии незнакомых ей людей.

– Как это в поезде? – удивился он.

– Вот так. Денег у меня нет, так как у меня нет документов. Это раз. На работу не берут по этой же причине, да еще потому, что мне скоро рожать. А на квартиру – по всем трем причинам сразу. Везде требуют паспорт, а без него ты не человек, вот и весь разговор.

– Как мне вас отыскать? – спросил он.

Не зная почему, но я не побоялась рассказать ему, что думаю делать и предпринять в тех обстоятельствах, которые вынудили меня принять дико-безрассудное решение. Одно слово – безысходность. Тут – хоть удавись, а выхода нет.

Я решила доехать до самого далекого и захудалого разъезда. Там выйти, разыскать село и попытаться устроиться на работу. Может, повезет и меня примут из-за нехватки рабочих рук. О потере паспорта промолчу. Может, там нет такого строгого паспортного режима, как здесь, и я смогу получить метрику на новорожденного без всяких проволочек. А что будет с нами, если роды прихватят меня по дороге, я не могла и не хотела думать.