Валентин Пикуль - Из тупика. Том 2

– Был в Особой… из Салоник – пешком!

Флотский офицер поцеловал его взасос – пьяным поцелуем.

– Черт! Но откуда я вас знаю?

– Наверное, – ответил Небольсин, – если вы были театралом, то я вам запомнился по сцене. Когда-то я играл.

– Нет. А в Тулоне вы не бывали?

– Бывал. На крейсере «Аскольд».

– Верно, – сказал моряк. – Честь имею: старший офицер крейсера «Аскольд». Мне удалось спастись, и теперь я стал умнее. Теперь, только бы добраться до Сибири, я буду с матросами поступать так: завернул в мешок, запечатал, «Господи, благослови!» сказал и – бух в воду! [2] Сведения об этом человеке, сыгравшем черную роль в тулонской трагедии, теряются в Бразилии, где бывший старший офицер «Аскольда» влачил жалкое существование эмигранта на должности мелкого клерка британского страхового общества.

Небольсин поднял бокал с вином.

– Сибирь… – И задумался. – Господа, но при чем здесь Сибирь? Нам сначала нужны Петербург, Москва, Киев…

Стаканы звонко брякались о его бокал.

– Нет! Англичане готовят нас для Сибири. Надо слушаться: они лучше нас знают все, что творится в мире. И на Москву мы придем через Урал… Виват! Салют! Урра-а!

Какой-то полковник жарко дышал в ухо Небольсину перегаром:

– Даю вам слово… Точные сведения, я ими обладаю. Скоро адмирал Колчак станет императором – Александром Четвертым, и нам необходимо признать… признать… признать…

– Бредите, полковник?

– Не верите? Так будет… Самые точные сведения!

Из этого пьяного хаоса и сумбура мнений Небольсин (пока он был еще трезвым) уяснил одно: вся эта орава, сбежавшаяся в Ньюмаркет, еще не имеет определенной, четко выраженной идеи. Но зато она имеет цель – борьбу против большевизма, и это Небольсина вполне устраивало сейчас. А потом он напился как свинья и больше ничего не помнил…

Проснулся. Было рано. По белому потолку скользили солнечные блики. Проехал где-то автомобиль. Ветер раздувал кисею занавесок на окнах, и пахло гвоздикой.

– Хорунжий! – хрипло позвал Небольсин дремавшего рядом с ним Нечитайло. – Что вчера было, хорунжий?

– Вчера? – очухался тот. – Вчера ты читал монолог Чацкого, и никто тебя не понял, кроме моей возвышенной души.

– А как я дошел?

– Мы здесь сами не ходим. Нас водят сержанты полевой полиции.

– Черт! Но я помню, – сказал Небольсин, – что была еще какая-то женщина… рядом!

– Вот видишь, – заметил Нечитайло, – ты крепче меня на выпивку. Ты даже женщин помнишь… А я как дорежусь до полиции, и больше… никогда и ничего!

В казарме пробуждались офицеры.

– Небольсин! Вставайте… Пойдем получать фунты.

– Но я вчера уже получил.

– Неделя-то кончилась. Сегодня можно опять «пофунтить»…

Виктор Константинович отправился в канцелярию, получил еще два фунта (непонятно за что?), и там ему сказали:

– Оказывается, вы еще при Керенском были представлены к званию полковника. Мы проверили – этот приказ затерялся… Позвольте поздравить вас с новым чином, а погоны русского полковника вы можете приобрести в лавке колониальных товаров…

Скоро англичане забили в барабан, и бар стали открывать только под воскресенье. Юный барабанщик бил на рассветах, будя для занятий; тугая шкура барабана колотила тишину под самыми окнами, взбадривая ленивых. Юные поручики и старые генералы, сварливо ругаясь из-за места в шеренгах, неряшливой колонной маршировали в столовую: завтрак, ленч, обед, ужин, – жрать захочешь, так будешь маршировать как миленький…

Был обычный день, и Небольсин в кругу офицеров выскребал ложечкой из стакана остатки компота, когда генерал Скобельцын выглянул в окно и обозленно крикнул:

– Англичане совсем обнаглели! Еще чего не хватало, чтобы большевиков сажали за один стол с нами…

В столовую вошли: прапорщик женского батальона, скромная девица в гимнастерке, в штанах и обмотках, пышнокудрая, а следом за нею, волоча ноги и опустив голову, – полковник Свищов.

– Свищов! – закричал Небольсин, вскакивая. – Полковник Свищов, как вы сюда попали?

Забыв про еду, Виктор Константинович подошел к столу, за которым – отдельно от других – сидели «большевики». Свищов разломил кусок хлеба в тряских пальцах и едва не заплакал:

– Виктор Константинович, скажи хоть ты… Ты ведь меня знаешь! Ну какой я к черту большевик?.. Спятили они, что ли?

– Вы… арестованы? – спросил Небольсин в полном недоумении и поглядел сбоку на девицу-прапорщика; придвинув к себе тарелку с овощным супом, она стала есть, замкнуто и спокойно.

– Ну да! – рассказывал Свищов. – Меня тут как барана… да хуже барана! И теперь, говорят, отвезут в Сибирь, чтобы сдать тамошней контрразведке. Конечно, англичане рук пачкать не желают. Но какой же я большевик? Вот госпожа Софья Листопад (полковник показал на девицу), она, кажется, и правда – грешит по малости… А я-то при чем?

Небольсин еще раз пытливо глянул на госпожу Листопад. Девушка принялась уже за жаркое. По тому, как она держала нож и орудовала вилкой, Небольсин точно определил, что женщина эта из интеллигентной семьи.

– Полковник, – спросил Небольсин, волнуясь, – но ведь что-то вы сделали такое, что дает право обвинять вас в этом?

Свищов ответил:

– Дорогой мой! Я… устал. И в башке у меня что-то отвинтилось. Я не большевик, нет. Но я считаю, что Ленин поступил все-таки правильно, закончив войну. Я сказал тогда, что мы умеем убивать, но воевать мы разучились. Вот, а мне заявляют, что я проникнут германским духом… что я большевик… чепуха!

Небольсин поднялся над обеденными столами.

– Господа! – объявил он громко. – Я знаю полковника Свищова по фронту как верного солдата России, это ошибка.

Генерал Скобельцын требовательно постучал ложкой:

– Небольсин! Вы не в театре… Сядьте!

Виктор Константинович опять взялся за компот.

– А что с ними будет? – спросил у соседей.

– Поедут с нами на родину. Если нас большевики стреляют, то почему бы и нам не повесить этих… если они большевики!

– И девицу?

Пламенный грузин Джиашвили, когда-то сотник из конвоя его императорского величества, сверкнул отличными зубами.

– Па-а-алнагрудый батальон… – сказал со смехом. – Дали бы ее мне, и я бы мигнул казачатам. В кусты – хором ее! Забыла бы думать про свой большевизм.

Небольсин вспыхнул:

– Сотник! Вы не имеете права говорить так о женщине, о русской женщине, которая в час опасности для родины встала под знамена и надела эту серую солдатскую гимнастерку!

– Все они… – выразился Нечитайло, и Небольсин понял, что напрасно будет метать бисер перед свиньями: здесь отношение к женщине только одно…

За отдельным столом, отобедав, поднялись двое – всеми презираемые полковник Свищов и прапорщик женского батальона; отвратительно шаркал ногами униженный полковник, и совсем спокойно прошла девушка… На фоне солнечно распахнутых дверей, среди красных бутонов шиповника, она вдруг показалась Небольсину удивительно женственной, и даже эти обмотки на ногах ничуть не портили ее облика.