Валентин Пикуль - Моонзунд. Том 2

Через узкие глотки Ирбен и Моонзунда, через пролив Соэлозунд и Кассары, словно через чудовищные трубы завывающего в тоске органа, продувало черные сквозняки смерти.

Первой выбрала якоря «Слава». Почти касаясь винтами грунта, она тронулась через роковые фарватеры Моонзунда; следом за «Славой», взбаламучивая ржавчину ила, пошел «Гражданин» (бывший «Цесаревич»), – и эти два эскадренных броненосца были единственными, кого флот мог противопоставить эскадрам германских «байернов». По традиции от прошлых времен мы эти броненосцы будем по-прежнему величать «линкорами».

Сорвались со стоянок крейсера – «Баян» и «Диана», за ними шагнул в революцию крейсер смерти «Адмирал Макаров», спустивший со стеньги флаг с черепом и костями (тоже поднял красный).

Минная дивизия под началом адмирала Старка блуждала по шхерам, дивизионы строились и разбегались по морю, отрабатывая дымы прогоревшего угля и мазута, а возглавлял эту дивизию славный первенец – «Новик»!

Его сейчас догоняли братья и сестры – «систершицы», порожденные на верфях России по тем же чертежам, что и «Новик».

Молодой, хорошо подкованный, легко рысил по волнам XI дивизион: «Победитель», «Забияка», молниеносный «Гром».

Отбрасывая крутую волну, пролетал XII дивизион: «Десна», «Самсон», «Лейтенант Ильин» и «Капитан Изылметьев».

Раздувая белые усы пены, кроил море форштевнями XIII дивизион: «Изяслав», «Автроил», «Гавриил», «Константин».

Больше нефтяников не было – следом шли угольные «Генерал Кондратенко» и «Пограничник», «Эмир Бухарский» и «Туркменец Ставропольский». А дальше, словно отбивая лихую чечетку, замелькали по Кассарскому плесу забубенные имена: «Стерегущий», «Страшный», «Гремящий», «Дельный», «Разящий», «Сторожевой», «Прыткий», «Лихой» и прочие.

Нелюдимы и затаенны, прошелестели во тьме брезентами навесов сторожевики на посылках: «Барсук» и «Выдра», «Горностай» и «Хорек»; за ними пробежала осторожная тихая «Ласка», обнюхивая воздух широкими ноздрями своих вентиляторов.

Бродяги-тральщики проутюжили море в рискованном отдалении, имена их были взяты словно из учебника по минному делу: «Ударник», «Капсюль», «Запал», «Минреп».

Вот пронесло за мыс Патерностер дивизион канонерских лодок, которых страшно боятся немцы, а сами они, дерзкие, всегда презирают смерть: «Хивинец», «Храбрый», «Грозящий» – родные братья «Сивуча» и «Корейца», павших неподалеку отсюда еще в пятнадцатом.

Настораживая людей, проплыла госпитальная «Лава». Красный крест на ее борту, а в иллюминаторах – круглые женские лица.

– Эх, сестрички! Не дай бог попасть на вашу «Лаву»…

Шли заградители – сетевые и минные, имена которых взяты с географической карты России: «Амур», «Волга», «Зея», «Бурея» и «Припять».

Тащили для нужды эскадры уголь транспорта, названные по буквам церковнославянского алфавита: «Буки», «Веди», «Глаголь», «Иже», «Како», «Люди», «Живете» и другие разные…

Мало выставил Балтийский флот. Безбожно мало!

Казалось, дредноуты кайзера насядут на этот жидкий строй кораблей, и стальные груди «байернов» в слепой ярости разрушения будут крушить и ломать хрупкие ребра шпангоутов на эсминцах, они просто опрокинут кверху килем старую «Славу», как броневик переворачивает кверху колесами неосторожную телегу…

«Товсь!»

Моонзунд продувало гибельными сквозняками.

Вдогонку спешащим на смерть крейсерам и эсминцам густо харкнул Керенский таким приветствием, которое больше смахивало на проклятье… Вот текст его радиограммы:

НАСТАЛ МОМЕНТ, КОГДА БАЛТИЙСКИЙ ФЛОТ

ЦЕНОЮ СВОЕЙ КРОВИ ДОЛЖЕН ИСКУПИТЬ

СВОИ ПРЕСТУПЛЕНИЯ

И СВОИ ПРЕДАТЕЛЬСТВА ПЕРЕД РОДИНОЙ.

Гельсингфорсский съезд матросов дал ему ответ:

ТЕБЕ ЖЕ, ПРЕДАВШЕМУ РЕВОЛЮЦИЮ

БОНАПАРТУ-КЕРЕНСКОМУ, ШЛЕМ ПРОКЛЯТИЯ

СВОИ В ТОТ МОМЕНТ, КОГДА НАШИ ТОВАРИЩИ

ГИБНУТ И ТОНУТ В ВОЛНАХ МОРСКИХ…

Впрочем, еще никто не гибнул и никто не тонул. Флоты противников разворачивались, совершали перестроения. Искали оперативных выгод в средоточиях гаваней, рейдов и виков.

Все русские силы, собранные сейчас в Моонзунде, на обширном рейде Куйваста, в Аренсбурге и в Рижском заливе, возглавлял Михаил Коронатович Бахирев, флаг которого колыхался над военным транспортом «Либава».

Из кают-компании транспорта разбрызгало по рейду гитарным звоном, офицеры завели старую песню старого флота, порожденную в тоске зимних стоянок у Вердера или подле ремонтных цехов Рогокюля:

И дружно подхватили – почти в озлоблении:

Большинство офицеров здесь – корниловцы.

В прохладном салоне «Либавы» их трое: сам Бахирев, начмин Георгий Старк и молодой контр-адмирал Владиславлев, начальник подводного плавания. Старк, как «миноносник», любил выпить. Темно-бордовое вино текло в рюмки, словно мазут с «новиков», – тягуче, маслянисто и совсем не прозрачно.

– Нектар чертей! Попробуйте, Михаил Коронатович, а потом совместно занюхаем цикорием, чтобы от нас не пахло.

Бахирев и Старк пили, но Владиславлев отказался.

– Эти большевики навели порядок, – сказал он. – Подумать только: ни одного пьяного… На «Рюрике» офицерская вахта с горя накачалась денатуратом, чистейшим, как слеза младенца… Так что? Ревком вынес решение: одели ханжистов в робы и заставили нести кочегарную вахту возле котлов…

Старинная мадера была великолепна.

– Откуда она, Георгий Карлович? – спросил Бахирев.

– Это еще из погребов Эссена… не допил покойник! Как бы эта мадера не стала последней нашей мадерой в жизни…

На рейде Куйваста было спокойно: под бортом штабной «Либавы» тихо подремывал «Новик», у пристаней дымили тральщики, «Гром» держался за бочку… С вахты доложили в салон:

– На рейд входит «Победитель» под брейд-вымпелом!

– Это вымпел Пилсудского [4] Г. С. Пилсудский (р. в 1880 г.) позже занимал руководящий пост по организации морского флота Советской Латвии. , – заметил Владиславлев. – Он ходил на «Победителе» под Аренсбург на разведку.