Валентин Пикуль - Океанский патруль. Книга первая. Аскольдовцы. Том 2

– Я не думал, что финны умеют шутить, – неуверенно признался русский капитан. – Вы меня извините…

– Что ж, я, наверное, плохой финн: я говорю все, что думаю!..

Мирные переговоры в масштабах небольшой линии фронта прошли быстро и успешно. Пеккала внутренне уже давно подготовил себя к сопротивлению притязаниям русских. И был очень удивлен, когда русский парламентер предложил взять за основу мнение советского командования – отвести русские войска назад, предоставив финнам право самим решать судьбу заразной деревни.

– Мы, – сказал Керженцев, – согласны отойти за рубеж нашей старой оборонительной полосы. Вопросы территориальности нас в данный момент интересуют менее всего!

Пеккала был поражен, откуда у русских такая уверенность в себе? Ведь они запросто дарят финнам большой кусок фронтовой полосы, который стоил крови обеим сторонам!

«У этого русского простая, но славная рожа!» – подумал Пеккала и дал свое согласие.

– Я думаю, – сказал он, – мы на этом решении и остановимся. Хотя… Хотя, честно говоря, мы не рассчитывали на такой исход переговоров!

Когда договор был закреплен, они посмотрели на часы, – прошло всего семнадцать минут с того момента, как они встретились. Эта легкость, с какою был разрешен сложный вопрос, сразу сломала хребет враждебной напряженности в отношениях, и они оба улыбнулись друг другу.

– Знаете, – сказал капитан Керженцев, – а ведь мы не собираемся долго воевать с вами!

– А мы не собираемся настаивать на обратном.

– Обратное – это ваша гибель.

– Может быть, – кивнул Пеккала. – Экономическая.

– И – политическая, – вкрадчиво закончил русский.

Они обменялись сигаретами, и Пеккала, распахнув куртку, сказал:

– Позвольте мне быть тоже откровенным с вами до конца.

– Даже прошу, – ответил Керженцев.

– Вы, русские, – начал Пеккала, – вы же ведь наивные люди! Вы носитесь, как курица с яйцом, со своими идеями мировой революции…

– Не совсем так, – перебил его Керженцев.

– Простите… И вы очень обижаетесь на тех людей, которым ваш коммунизм не нравится. Вот – я! Я принадлежу к той категории людей, которых на вашей родине принято называть «кулаками». Да, у меня своя усадьба. Пусть и небольшая. Всего тридцать гектаров. Я нанимал до войны батраков. И мне такое положение нравится…

– Мы не вмешиваемся, – ответил Керженцев.

– Кажется, – продолжал Пеккала, – что наши послевоенные отношения должны строиться на уважении. Я не поеду к вам за батраками, а вы не лезьте к нам со своими колхозами. Вы лучше продайте нам апатиты. А мы продадим вам чудесную бумагу и целлюлозу…

Собираясь уходить, Пеккала осторожно спросил:

– Очень хочу спросить… Как ваш Пиетари?

– Говорят, что Ленинград сильно разрушен.

– Это – немцы… Мы, финны, не обстреливали Пиетари.

– Но зато вы, финны, замкнули кольцо блокады с севера, и вы так же ответственны за гибель населения. Как и немцы!

– Только не ставьте меня рядом с немцами, – вырвалось у Пеккала с какой-то надрывной болью.

Обратно он вернулся уже поздно ночью. Окно его комнаты еще светилось. Выбравшись из саней, полковник подошел ближе и заглянул внутрь. Кайса сидела за столом и в каком-то странном отупении смотрела перед собой.

«Что мне с ней делать? – подумал он. – Зачем она мне?..»

На столе его ждал ужин, прикрытый газетой. Сухие носки грелись на приступке печи, и, надевая их, Пеккала заметил свежую штопку.

– Вы, кажется, неплохая хозяйка, – заметил он.

– Навряд ли, – ответила женщина.

– О, и кофе! – обрадовался Пеккала, подвигаясь к столу. – Откуда эта роскошь?

– Я достала в Петсамо. У немцев. Это – бразильский. Он очень хороший…

Мужчина с доброй улыбкой посмотрел на нее, задумался.

– Так, так… Ну, что же мне сказать вам?

– Хорошее, – ответила Кайса. – Мне надоело плохое!

Пеккала отхлебнул кофе, поставил чашку.

– Я сейчас разговаривал с русскими офицерами, – сказал он. – И вот вам хорошее: судя по всему, война скоро должна закончиться!..

Кайса осталась ночевать у полковника.

Шхуна теперь имела свою классификацию: не просто шхуна – мало ли их на синем море да белом свете! – а научно-исследовательское судно. И дали ей имя ученого – коротко, просто и строго. Так и вывели на черном смоляном борту свинцовыми белилами:

К. М. КНИПОВИЧ

Антип Денисович сам проследил за тем, как писали имя корабля, а потом говорил Ирине Павловне:

– Слыхал, слыхал об этом профессоре. Ведь он еще до революции здесь бывал. «Андрей Первозванный» – вот на нем он до самой Христиании плавал… Я и Степана Осиповича помню, когда он сюда свой «Ермак» приводил, в Печенге на рейде стояли. Ай да адмирал был!.. Широкий такой, добрый, и все бороду поглаживать любил. И нашим братом не брезгал. Смотришь, сидит со стариками, про льды разговоры ведет… Много я хороших людей знал, а и сволочей видать приходилось. В интервенцию на самого генерала Миллера нарвался однась. Нос у него, как у самого что ни на есть пропащего пьянчуги, кра-а-асный… Три месяца велел меня в кутузке держать за то только, что я перед ним шапчонку свою не сдернул…

Уже в институте, подходя к кабинету, Ирина Павловна услышала голос аспирантки Раисы Галаниной, разговаривавшей по телефону.

– Рябинина? – говорила та. – Ее нет, еще не пришла…

Рябинина поспешно открыла дверь, но было уже поздно.

– Ой, а я повесила трубку, – разочарованно сказала девушка. – Но, очевидно, позвонят еще, потому что вас спрашивают с самого утра.

– А кто?

– Не знаю. Какой-то мужской голос.

– Ну ладно. – Ирина Павловна стала надевать халат. – Я сейчас иду в лабораторию. Стадухин уже там?

– Нет, пошел в мастерскую, где вы заказывали метки для кольцевания рыбы. – И, опечаленно вздохнув, добавила: – А я с ним опять поругалась.

– Поругалась?.. Из-за чего?

– А потому, Ирина Павловна, что снова зашел спор об экспедиции.

– Ну и что же?

– Юрка, такой противный, стал говорить, что основные рыбные банки уже выявлены и цель экспедиции, очевидно, сведется к простому обзору фауны малоизученных районов моря.

– Ты сначала скажи, – перебила ее Рябинина, – что ответила Стадухину?

– Я устала уже отвечать. Я прочитала ему…

Галанина подошла к шкафу, сняла с полки толстую книгу «В страну будущего». Перелистав страницы, почти наизусть прочитала пророческие слова Фритьофа Нансена – смелого и тонкого исследователя полярных морей:

– «Встречей разветвлений Гольфстрима с холодными северными водами и вызываемым этой причиной постоянным бурлением моря до самого дна обусловливается богатая животная жизнь в бассейне и связанные с нею большие промыслы…»

– Ну, ты его убедила?