Елизавета Дворецкая - Наследница Вещего Олега

Ошеломленная Пестрянка застыла с открытым ртом. Не знала даже, что подумать. Мысль самой поехать в Киев едва ли когда приходила ей в голову – а если и приходила, то была изгнана как несбыточная.

Подумать только! Киев, Полянская земля – это же другой край света! Что за народы там живут? Иное дело – мужчины, они ездят и дальше, даже за море… Хотя и до моря отсюда ближе, чем до Киева. А женщины пускаются в такой путь один раз в жизни – как Эльга и Ута, чтобы выйти замуж. И то лишь самые знатные, чей брак важен для мира меж племенами и безопасности дальних торговых путей. Куда ей-то, внучке деда Чернобуда, дочери Пестряка? Таким, как она, судьба недалекий путь кажет – только реку переехать.

Но ведь там, в Киеве, живет ее муж. Вместе с мужьями женщины порой отправляются в очень дальние путешествия. Приехала же сюда, к кривичам, плесковская воеводша Бурлива из страны свеев. Так чем она, Пестрянка, хуже?

– Ну, может, оно и стоило бы… – произнес Торлейв. – Жаль нам будет с внучком расставаться… да что поделать! Я все ждал, Аська вернется, а теперь ждать нечего, так пусть и семья при нем будет. Он и годами не отрок, а теперь – княгини брат, большим воеводой станет. Пусть обживается, свой двор заводит. Хозяйка пригодится.

– Будь смелый, Фастрид, – Хельги улыбнулся Пестрянке. – Ты теперь тоже королевского рода.

Киев, 1-е лето Ингварово

– Асмунд! – говорил Ингвар, положив обе руки шурину на плечи и глядя будто сверху вниз, хотя был ниже ростом. – Я ведь могу тебе доверять? Могу на тебя положиться?

Асмунд не знал, что ответить. Зачем он спрашивает? Зачем второй зять, Мистина Свенельдич, смотрит на него так пристально? Эти двое были мужьями двух сестер Асмунда и отцами уже троих его племянников. Мог ли он предать родную кровь?

– Пойми, брат: сейчас время такое, что мне нужна вся твоя отвага и верность, – продолжал Ингвар. – Не подведи меня. За нами вся русь. Судьба у нас общая, и другой не будет.

– И никого другого у нас нет, – добавил Мистина. – Будем справляться сами, понимаешь?

Сейчас он не улыбался, вид имел суровый и немного напряженный. И Асмунд понимал это как знак доверия: его не считали одним из тех дурней, кого надо постоянно подбадривать улыбками до ушей.

Асмунд снова вспомнил стрыя Вальгарда, погибшего у него на глазах. Княжеская семья, оказавшаяся в Киеве у власти, была небогата на старшее поколение. У них с Утой имелся отец, Торлейв, но жил слишком далеко, чтобы ждать от него помощи. Отец Мистины, воевода Свенельд, единственный из старшего поколения находился поблизости и мог оказать любую помощь, но у княжеской четы из четверых родителей имелась в живых лишь королева Сванхейд, мать Ингвара, жившая за пару месяцев пути отсюда.

Асмунду исполнилось двадцать лет, его князю – двадцать один. Но выше них оставались только боги, а внизу лежала вся Русская земля и ждала, что они не подведут.

Когда после изгнания из Киева Олега Предславича и вокняжения Ингвара стали рассылать посольства, отрядить в одно из наиважнейших мест – в Царьград – оказалось больше некого. В дружине имелись люди, способные исправлять посольскую должность, но возглавить их надлежало кому-то из родичей князя: как-никак, к василевсам ехать, не в чащобу какую. У Ингвара имелись два родных брата, живших с матерью в Хольмгарде, но даже второй по очереди за ним, Тородд, был не старше Асмунда, а к тому же никогда не бывал в Киеве и совсем не знал здешних дел. Больше всего Ингвар доверял Мистине, но того он отправлял к королеве Сванхейд – при всей важности дружбы с греками благословение матери все же было ему важнее, и как сыну, и как русскому князю. Асмунд не так чтобы считал себя подходящим человеком для заморских переговоров: он был неглуп и достаточно сведущ для своих лет, но в основном в дружинных делах. Но станешь подходящим, когда переложить не на кого. Поэтому когда на очередном совете в старой Олеговой гриднице зять Ингвар спросил его: «Поедешь в Царьград?», он спокойно кивнул: «Прикажешь – поеду».

В дружину ему Ингвар дал Кольбрана и Вефаста, людей опытных и умных. Кольбран приходился родным внуком Карлу – ближайшему соратнику Олега Вещего, дважды возглавлявшему посольство к грекам. Сам Кольбран в то время, около тридцати лет назад, был еще ребенком, но потом много слышал от деда о Греческом царстве и его обычаях.

Сопровождали их трое купцов: Альвард, Ингивальд, Вермунд. В этот раз им было нечем торговать, но зато они знали и пути, и греческие порядки, и язык. Из знатоков посольского обычая в Киеве оставались трое участников посольства Олега Вещего, старики – Стемид, Лидульв и Руалд. Всем троим было уже не по силам совершить такое путешествие – Лидульв вовсе, считай, со скамьи не вставал и даже перейти к столу на опухших ногах ему было трудно, Руалд совершенно оглох, так что разговаривать с ним стало невозможно. Более-менее в уме и в силах оставался Стемид – в Олеговы времена он был совсем молодым парнем и служил послам переводчиком. Пока новому посольству готовили лодьи, Асмунд подолгу расспрашивал его и Лидульва, стараясь выведать как можно больше.

– Договоры так сразу не заключаются, – рассказывал Стемид. – Вы поедете только объявить, что у руси князь ныне другой и что ему новый договор требуется. Они скажут: пусть на новое лето приезжают послы. Тогда будут ждать, и на другой раз поедут люди от князя толковать о статьях. Первое, значит, что хотим в дружбе жить, торговать честно. А потом уже всякое дело по отдельности: как быть, если между греками и русами случится убийство, побои, воровство, если кто в долг возьмет и не отдаст, если умрет на чужбине, если корабль с товарами на берег выбросит – и прочее.

– Самое лучшее – просто подтвердить Олегов договор, – сказал Ингвар.

– Это да, – Стемид прокашлялся, – но надежды, княже, мало.

– Но с Предславичем же подтвердили!

– В то лето греки едва с Болгарским царством замирились, а перед тем триста лет с ним воевали. Болгарский кесарь, Симеон, к самому Царьграду подступал и сам едва на василевсов престол не уселся. Грекам тогда передышку выиграть было важнее всего, вот и не стали новую кашу заваривать, когда старую едва расхлебали. С тех пор двенадцать лет прошло. У них война, я так слышал, только с сарацинами теперь, ну да это им дело привычное. Мне мнится, греки сами к нам послов пришлют, на другое лето…

– Но это три года выходит, йотуна мать! – Ингвар ударил себя кулаком по колену.

– У них так водится, княже! Им спешить некуда, их царство тысячу лет стоит.

Ингвар стиснул зубы. Он был молод, и его держава была не просто молода – она пребывала еще в пеленах, да и то в кольчужных. Поколениями в ней правили воины, которые помнят, что надежды на долгую жизнь у них мало, и потому не могут ничего откладывать. Они привыкли смотреть на полгода вперед: летом – поход, зимой – полюдье. Всякое выступление из дома уже скоро должно принести плоды в виде серебра, шелков и рабов – или же ты умрешь и переселишься в Валгаллу. К тому, что придется три года ездить через море туда-сюда и разговаривать, чтобы лишь потом получить возможность торговать, они не были готовы, и эта тягомотина гридей бесила.