Карел Коваль - Моцарт в Праге. Том 1. Перевод Лидии Гончаровой

Простите, что я позволил себе увлечься длинной историей уничтоженных книг, но когда я увидел ваши удивлённые взгляды, счёл своим долгом поведать о судьбе книг в этом королевстве. А сейчас пойдём дальше, покажу вам сокровища Клементина, их здесь немало».

– 2 —

Патер Рафаэль Унгар, пройдя с гостями через барочную библиотеку, остановился у звёздного глобуса. Моцарт залюбовался изумительными фигурами, олицетворяющими части света. В тишине продолжал звучать неустанный голос Рафаэля Унгара, дававшего разъяснения обо всех экспонатах, на которых останавливались взгляды Моцарта и его жены.

Особый интерес в математическом кабинете вызвали Клейновы географические часы 1730 года, показывающие, где день, где ночь и который час в любой точке земного шара, а также все месяцы и дни в соответствии со знаками зодиака.

Вдруг прозвучал ясный, нежный звон часов, отбивающих половину двенадцатого. Этот звук вызвал у Моцарта восторг, так неожиданно возник он в тишине. Тут же отозвались звонкой игрой часы рядом, милой и приятной, как с другого света. Затем деревянный петушок на верху больших часов закукарекал и стал размахивать крыльями.

Моцарт залюбовался картинками на дверках: розой в белой вазе, аллегорией Музыки – красивая женщина, по бокам от неё две девушки, одна с флейтой, другая держит у коленей гамбу, играет на ней в сладком упоении каждый час. Всем руководит точный ход невидимого механизма. Рафаэль Унгар порозовел от удовольствия:

«Это Траутмансдорфские часы от 1596 года. Сделаны неизвестным мастером. Показывают церковный календарь, время, когда день – когда ночь, солнце – где сейчас светит, луна, конечно, также и зодиакальный круг. Здесь летоисчисление 1596 года.

Это образ «Музыка» с розами. Тот, кто написал её, пребывал в размышлении над смыслом своей жизни и жизни тех, кого рисовал, и тех, кто придёт, чтобы на часы посмотреть – заодно, чтобы увидели: часы не только показывают сиюминутное время, но и отмеряют шаги вечности. А вечность – это сама Музыка, не так ли, маэстро?»

Рафаэль Унгар, сам собою довольный, вынул пузатую табакерку, предложил Моцарту, дорогой гость вежливо отказался. А хозяин продолжал знакомить теперь с Тихоньскими часами, выполненными также знаменитым мастером Клейном по образцу Пражских курантов.

Показывают часы, даты, дни, недели, месяцы, годы, а также планеты и церковные праздники. В них пять механизмов, пять пружин. А другая сторона часов демонстрирует ночное небо. Здесь можно видеть звёзды, луну, время её появления в разных частях всего света.

«Эти часы были так остроумно сотворены, чтобы могли показывать час от 1700 года до года 3200».

Рафаэль Унгар помолчал немного и добавил:

«Люди говорили про эти часы: что с нами-то тогда будет, ведь не останется и праха, но я думаю, важно, что после нас останется, а не то, что будет с нами».

Моцарт улыбнулся:

«Сколько, вы сказали, у вас всего книг? Почти сто тридцать тысяч, говорите? Мы стоим перед земным шаром, любуемся на звёздное небо, на затмения солнца и луны, и над нами есть башня, она коронована также земным шаром, который держит на плечах гигант Атлас.

Сто тысяч книг, но что всё это значит против того, как просто сказал Христос, и сам жил по этому правилу: любите друг друга. Сколько тысяч книг написано, а он оставил свой простенький наказ, сказал и подтвердил своей жизнью и смертью. Любите друг друга. И я говорю: сердце – это главное. Разве имел сердце тот, кто топтал коваными сапогами по босым ногам…? Это ли проявление апостоловой любви?…»

Рафаэль Унгар разволновался. Моцарт затронул самые чувствительные струны его доброй души. Сколько чешских книг спас он от когтей фанатиков, не видя особых заслуг в этой своей деятельности. Он взял в руки монету и поднёс её ближе к глазам Моцарта:

«Посмотрите, маэстро, эта монета из клада, найденного при строительстве Ностицова народного театра», – Унгар положил монету Моцарту на ладонь, тот разглядел на ней фигуру мужчины, выжимающего виноград.

«Кто это?»

«Это святой Вацлав, покровитель чешской земли, а за ним его слуга и друг Подивен. О нём рассказывали, когда однажды он замерзал и стал жаловаться князю Вацлаву, что зябнет, князь велел ему идти по его стопам. Подивен послушался, и вдруг ему стало тепло.

Этот святой Вацлав так сильно любил чешскую землю, что научился пахать, сеять, молотить зерно и выпекать хлеб, всё делал своими руками, и так он познал жизнь простого человека, над которым властвовал. И стал ему скорее братом, чем князем».

«Поэтому стал святым?»

«Поэтому. А также потому, что был убит, но это долгая история. Эта монета, что я вам показываю, она из того клада, который обнаружили, когда строили народный театр. Об этом говорила тогда вся Прага, народ сходил с ума, будто там нашли огромные сокровища.

А была-то всего кружка с монетами. Но для науки – это символ тысячелетней культуры, эта незначительная монета, которую вы разглядываете. Я вас не утомил, маэстро?»

«Что вы, мне очень нравится узнавать историю земли моих музыкальных друзей. Я теперь начинаю понимать, почему с такой любовью они вспоминают о Праге на чужбине, отчего загорались их глаза, лишь речь о ней заходила».

Моцарт положил монету на широкую ладонь улыбавшегося Унгара, тот бережно убрал её на место и пригласил гостей пройти в его кабинет, немного согреться.

«Видите ли, мы не в состоянии протопить так, как хотелось бы», – объяснял он по дороге.

– 3 —

Старый монах принёс из коридора большие поленья и бросил их в камин. Вспыхнувшее пламя осветило фигуру мужчины, склонившегося над большой книгой.

«Как дела, пан доктор?»

Мужчина поднял печальные глаза и поклонился.

«Это пан доктор Карел Игнац Там, маэстро, мой хороший друг и верный сотрудник. Занимается каталогизацией всех чешских книг, и многие из них помог сохранить. А это – господин Вольфганг Амадей Моцарт, пан доктор, и пани Моцартова».

После взаимных поклонов Карел Игнац Там показывает Моцарту разорванную обложку с изуродованным заглавием книги Коменского. Отковыривает засохшую землю и говорит:

«Бог знает, из какого места привёз эту книгу извозчик. Наверняка подкладывал её под колёса, чтобы легче выехать из какой-нибудь ямы. Ну, ладно, невежество – не грех, но заголовок-то пропал», – Карел Игнац Там размял засохшую глину между пальцами, – «Это кусочек чешской земли, её не погубить ни огнём ни мечом, как в тридцатилетнюю войну уничтожали чешскую культуру. Эта земля бессмертна».

Он понюхал кусочек глины, и лицо его выразило такое удовольствие, словно это была роза.

«Однако, он эту книгу ещё спасёт», – ласково заключил Рафаэль Унгар, подал руку для прощания Карлу Игнацу Таму, тот низко поклонился Моцарту и его жене и смотрел им вслед, пока они покидали библиотеку, а затем снова склонился над книгой Коменского, разглядывая порванные листы.