Карел Коваль - Моцарт в Праге. Том 1. Перевод Лидии Гончаровой

Это не была обычная застольная музыка. В этом LARGO инструменты придворной капеллы пели свой гимн любви к музыке, свою исповедь так называемого маленького человека, который может говорить так красиво, слушая голос своего сердца.

Моцарт смотрел, слушал и вспоминал Мысливечка, Ваньхала, Бенду, Фиалу, Гейна и всех чешских музыкантов, с которыми познакомился в своих поездках по Европе. Везде они были первыми солистами, а здешние придворные музыканты были их братьями. Моцарт впервые попал в самое сердце Чешской музыки, о которой шла молва как о консерватории Европы. Такой радости от чистоты исполнительского мастерства он давно не чувствовал.

После LARGO прозвучал прелестный менуэт и весёлые быстрые танцы, развеселившие всё общество, попивающее кофе, и диво дивное, переговаривались они шёпотом, знали, что Моцарт не любит, когда во время музыки слушатели отвлекаются. В перерыве выскочил Моцарт, как мальчишка, и прямо к капельнику Клацкелю.

Пожимает ему сердечно обе руки, поздравляет его, как старого друга, машет рукой всем музыкантам:

«Браво, брависсимо! Как звучала музыка! Каждый звук – как кристалл, каждая нота – сама радость. Хотел бы слушать эту музыку целыми днями».

Музыканты вежливо кланяются, явно растроганные добрыми словами, а старый граф Тун говорит:

«Это удовольствие, маэстро, мы можем вам доставлять каждый день, пока вы будете нашим гостем».

Стоящие рядом графы Канал и Пахта быстро добавили:

«И наши капеллы можете послушать, маэстро, если будете иметь время».

– 4 —

Компания из господ отошла на несколько шагов от оркестра и остановилась у окон, выходящих на молчаливый город. Моцарт, любуясь таинственными опустевшими улицами, говорит:

«Удивительное зрелище – этот город без короля. А ведь он такой величественный, будто король живёт в нём, такие грандиозные строения. Это музыка камня, люблю её, в ней говорят века с теми, кто умеет понимать язык окаменелых столетий».

Чешский Тун подошёл с Моцартом поближе к окну и указал ему на высокие и широкие окна:

«Там бывали рыцарские турниры. А взгляните на те узкие окна. Это Чешская канцелярия, оттуда разъярённый народ выбросил наместника, и это было началом тридцатилетней войны. Да, эти камни говорят. Здесь делалась история.

Вы за время своего пребывания здесь её узнаете, маэстро. Это история, богатая волнующими событиями, а народ, который её творил, обладает великой силой. С гуситскими войнами связаны важнейшие события всей Европы».

Моцарт кивнул головой:

«Это необыкновенно. Я вынужден постоянно вспоминать своего дорогого друга Йозефа Мысливечка. Его лицо загоралось, когда говорил о Праге, звал меня сюда. При первой же встрече в Болоньи сразу мне сказал: „Вы должны посетить Прагу“, – и немедленно пообещал дать мне рекомендательное письмо к графу Пахте».

Граф Пахта засмеялся и тоже стал вспоминать:

«Мысливечек вас очень любил. В наших беседах о вас он всегда говорил, когда вы познакомитесь с Прагой, вы не найдёте более благодарной публики во всей Европе, потому что здесь каждый человек – музыкант. Мысливечек говорил, Прага будет для Моцарта его настоящим домом. Здесь никто не будет ему завидовать, но все будут любить его, так как его музыка берёт за сердце, а чешский народ поёт именно сердцем».

Моцарт обратился с просьбой к графу Туну:

«Не мог бы я переговорить с капельником Клацкелем и с некоторыми музыкантами? Меня очень интересует, как они пришли к музыке».

«Несомненно» – ответил граф Тун и позвал, – «пан капельник, подойдите к нам на минутку. Маэстро Моцарт хотел бы с вами поговорить».

Капельник Клацкель по-военному проворно подошёл. Моцарт вышел навстречу и опять пожал ему обе руки и поздравил.

«Это был Душек, то, что вы играли?»

«Конечно, маэстро, мы хотели приветствовать вас произведением вашего друга».

«И доставили мне огромное удовольствие, не только тем, что играли Душека, но скорее тем, как вы его играли. Гениально!»

Моцарт говорил затем об отдельных музыкантах Туновой капеллы, и всем досталась его искренняя похвала. Подойдя с Клацкелем к старому виолончелисту Шиме, Моцарт расхвалил его красивый звук.

«Откуда вы?»

«Из Новых Бенатек, если вы не знаете, маэстро, оттуда также Иржи Бенда.»

Моцарт поспешил быстро ответить:

«Ах, Иржи Бенда, мой голубчик. Люблю его творчество. Встречался с его партитурами от Мангейма до Парижа, от Парижа до Зальцбурга и каждый раз заново их изучал. В них есть столько нового и красивого, что редко встретишь в чьих-либо творениях этого столетия».

Пока Моцарт разговаривал с виолончелистом, все музыканты смотрели на него. Моцарт спрашивал Шиму:

«Вы знали семью Бенды?»

«Как не знать, там, на Бенатках этих Бендов, что цветов, и все играют. Там даже говорят: Бенда – значит музыкант».

Моцарт рассмеялся и с ним вся компания. А старый Шима продолжал:

«Один Бенда есть в Берлине, Играет у короля Берджиха. Он там со всей семьёй. Это скрипач, каких ещё поискать. О нём рассказывают, будто он обладает таким звуком, что однажды заставил остановиться наследного принца, нынешнего короля».

«Как это?»

«Нам рассказывал об этом регент Брикси, его дядя, который слышал историю от самого Бенды, когда он останавливался у него, будучи проездом в Праге. Франтишек Бенда, тогда ещё крепостной, беглый, хотел поступить на службу к прусскому королю. Он занимался на скрипке в гостинице, и в это время как раз проезжал мимо наследный принц Берджих.

Звук Бендовой скрипки его остановил, такой это был необыкновенный звук. Принц быстро послал адъютанта узнать у хозяина гостиницы, кто там играет. Привели Бенду. И уж больше не отпустили, взяли в замок, и слава о нём вскоре дошла до всех европейских дворов. Вот такой звук имеет Бенда».

Моцарт кивает головой:

«Знаю эту историю как легенду. Я должен однажды наконец послушать этого Бенду, столько о нём слышал и всегда только похвальное».

Граф Пахта говорит с улыбкой:

«Это всё чешские звуки, которые приманивают человека издалека. Не с одним наследным принцем был подобный случай, у нас в Чехии такое случается нередко. У меня в капелле есть сказочный музыкант, играет на лесном роге, Чермак.

Так он тоже поймал меня на свой звук. Был я на охоте. Вдруг слышу красивую музыку, звучание вылетало из глубины леса, да такое великолепное, будто золото течёт. Играли на лесном роге.

Иду на звук, всё ближе, ближе, и вот нашёл его творца. Это был мальчик, си- девший на пеньке, он играл для себя и был погружён в свою музыку так глубоко, что не слышал меня и не обратил внимания, пока я не положил ему руку на колено. Он вздрогнул, как от чего-то страшного, быстро обернулся и увидел меня. С тех пор я его уж не отпускал. Дал ему возможность получить музыкальное образование, и сейчас он у меня. Это гордость моей капеллы, Чермак. Мы его прозвали Чермачек. Знаете, маэстро, есть такая лесная птичка – чермак. Все в капелле знали его историю и скоро стали обращаться: Чермачку!»