Павел Патлусов - Исход

Через несколько мгновений Ярык лежал рядом с Асыком. Три юрты в пауле уже начали гореть. Из них Пытались выскочить их обитатели, но ватажники дубинами били их по головам. Только кузнец Кырыль, разрезав ножом шкуры юрты, смог выскочить из юрты с копьём. И через мгновение наконечник копья был вонзён в грудь, не ожидавшего нападения Арсения.

В этот миг на кузнеца набросился Тихон, но собака Кырыля, успела схватить ватажника за ногу. Этого мгновения хватило для того, чтобы кузнец нанес разящий удар копьём в живот противника. Тихон, падая ухватился за копьё кузнеца. И в какой – то мере помог своему ватажнику Афоне, который хладнокровно опустил дубину на голову вогула. В это время к месту битвы с мушкетом подошёл атаман. Он хладнокровно вытащил копьё из живота ватажника и воткнул его в область сердца.

– Ему уже не помочь, – сказал он, онемевшему от страха Афоне. – Тебе значит его доля перейдёт, – похлопал он покровительственно ватажника по плечу.

– А теперь, когда вой в юртах прекратился, начинаем жечь избы. Быстро! – он подбежал к ближайщему колу и подставил факел к деревянной стене.

Трое других ватажников бросились к другим вогульским домам. Через несколько мгновений девять жилых изб и амбар, в котором хранились Священные реликвии вогулов полыхали огромными кострами. Душераздираюший крик и визг женщин, детей а также вой собак разносился по долине реки Сылвы. Эта река ещё не ведала такой страшной трагедии.

Татья, поняв, что живыми из кола им не выйти, пыталась вначале открыть дверь, но тщетно. Затем сделала попытку вылезти через дымоход, и ей почти это удалось, но когда она протолкнула голову в отверстие, то бросила взгляд на кол Пыткея. Там в дымоходе тоже ворочался хозяин избы, но только он смог вытащить половину туловища, как был сражен пулей из мушкета.

– Всё просматривают, – подумала Татья оставляя эту затею. – Надо придумать другое. А что если не в дымоход, а в поддув, который берёт начало за пределами кола, кончаясь в очаге.

– Ома 41 41 Ома – мама (очень похоже на русское слово: мама). , давай попробуем выбраться из кола через поддув, – предложила она.

– Ты – аги 42 42 Аги – дочь. пробуй, а я слишком полная, да и ребятишки… Останусь здесь с Астюхом и Ситкой.

– Давай, я вместе с ребятами.

– Они плакать будут, и тебя вместе с ними обнаружат. А так я их усыпила, – пусть спят… Она спокойно села рядом со спящими детьми. Треск пылающего кола был явственно слышен, едкий удушливый дым тонкими струйками проникал в избу.

Татья отгребла ещё горячую золу от поддувала в очаге, выняла деревянную квадратную затычку, которой обычно закрывают у манси воздуховод, и воткнула голову в отверстие, начав вкручивать худенькое тело в подземный ход.

Асык молча лежал рядом с шаманом, и лишь изредка возмущался действиями большого человека.

– Он не человек, – хуже злого болотного духа Комполена. Какое зло мы им причинили? А ты – шаман почему плохо общался с нашими Духами? Почему ничего не знал об этом нападении?

– Знал. Сямын предупреждал…

– Почему не сказал? – ведь мы могли покинуть это место.

– Могли, но результат был бы такой же. Было у нас два варианта: первый – тот который свершился, второй – поход через земли хантов, но и он бы закончился для нас плачевно: ханты в живых оставили бы только Пахына. Поэтому я не особо ругал тебя, когда твой сын совершил преступление.

– А были другие варианты?

– Нет. Судьба нашего народа лежит только в рамках этих вариантов, – другой судьбы у нас нет.

– Значит: это жирный и толстый «Комполен» будет нас всегда преследовать?

– Нет. Всё у нашего народа начнется вновь, как уже один раз было…

– Когда было?

– Давно было. В то время на нас напали ханты и в живых оставили только одного мужчину, который взял в жены хантыйку… Ты можешь испытать определенную гордость в том, что твой сын Пахын возродит наш народ.

– Очень слабое утешение, но я понял: почему Сямын ушёл с Пахыном.

– Вот теперь тебе всё ясно.

– Ясно. Но мог ты мне всё рассказать.

– Мог, но не хотел делать несчастным тебя, а так я один только мучился.

– Может быть ты и прав…

Вогулы надолго замолчали. Подошёл хромой пёс Пыткея и лизнул Ярыка в лицо. На пса неожиданно набросился ватажник Михаил.

– Пошёл прочь!!! Он замахнулся на пса дубинкой.

– Беги, Хорст, беги! – крикнули вогулы дружно. Пёс прихрамыя побежал вдоль тлеющих колов манси. Только небольшая избушка Кырыля. где размещалась кузница, осталась неповреждённой.

– Что кричите? – подошёл к пленникам Онуфрий, зло пнув ногою Асыка. – Не шумите! А ты Михаил внимательно следи за ними, а то шаман может что – то с тобой проделать.

– Как он проделает, если ноги и руки связаны?

– А язык – то не связан…

– А-а-а-а, – задумался ватажник. – Надо вырезать…

– Погоди, – как он тебе объяснит дорогу к Священному дереву. А?

– О-о-о

– Глаз не смыкай с них.

– По-своему что-то лепечут.

– Пусть чешут языки, – махнул рукой Сундуков направляясь к двум ватажникам, которые уже спали крепким сном, не взирая дурной запах, от сгоревших человеческих тел.

В своем подземном убежище Татья начала замерзать, и потому, под утро, приблизилась ближе к колу; там было теплее, но дурной запах мог вызвать сильный кашель. Поэтому Татья под самый кол не заползала. Под землёй она прекрасно слышала все передвижения ватажников; от каждого шага земля вибрировала. Татья невольно подметила: каждый человек имеет свой звук в земле. Особенно ей не нравился тяжелый, гулкий звук, который по силе превосходил звуки других бандитов; она даже не могла дать такому гулу характеристику, но подумала: такой человек Земли не жалеет.

Наступило утро. Солнце озаряло землю скупыми лучами также как и в предыдущий день, но что-то в долине реки Сылвы изменилось: в воздухе кружила неизгладимая тоска, печаль. Юрты и колы ещё продолжали дымиться, сладковатый запах человеческих трупов в утренней свежести чувствовался сильнее, чем ночью.

– Пора идти, – забеспокоился атаман, сморщив «дубоватый» нос и подёргав окладистую бороду.

– Пусть подсохнет, – закапризничал Николай. – Роса.

– Лучше уж вымокнуть, чем здесь на вонючем пепелище сидеть, – возразил ему Сундуков, поднимаясь с ложа.

– Надо было вначале шкурки бобров у них взять, а потом жечь, – с возмущением высказался Михаил.

– Надо! – заскрипел зубами Онуфрий. – Иди посмотри на Тихона и Арсения, – все бы на копьях были, дурень! Иди лучше к вогулам и ведите их с Афоней сюда, – пора выходить на дерево.

Через небольшой промежуток времени вогулы, подтыкаемые в бока ножами, стояли возле ватажников.

– Ярык, не надо их вести к Священному дереву, – по-вогульски сказал Асык. – Примем здесь смерть вместе с нашим народом.