Мэри Брахт - Белая хризантема

© 2018 by Mary Lynn Ltd

© А. Смирнов, перевод на русский язык, 2018

© “Фантом Пресс”, издание, оформление, 2018

Почти рассвело, и в полутьме на тропинку ложатся диковинные тени. Хана старается не думать о существах, что вот-вот цапнут ее за ноги. Она идет за матерью к морю. Ветерок едва заметно треплет ночную рубашку. Сзади шуршат тихие шаги. Хана, не оглядываясь, знает, что за ними идет отец, на руках у него спит ее сестра. На берегу их уже ждет горстка женщин. Она узнаёт их лица в занимающемся рассвете, но шаманку видит впервые. Жрица одета в традиционный ханбок [1] Национальный костюм жителей Кореи. Традиционный женский ханбок состоит из чогори – блузки, рубашки или жакета – и чхима – длинной юбки. – Здесь и далее примеч. перев. – васильково-красный. Едва они спускаются на песчаную полосу, шаманка начинает танцевать.

Остальные отступают от кружащейся фигуры и замирают, слегка сгорбившись, околдованные грациозным танцем. Шаманка приветствует морского бога-дракона монотонным пением, приглашает его на их прекрасный остров, зовет пройти через бамбуковые врата на безмятежные берега Чеджу. Горизонт чуть окрашен искристым золотом, и Хана моргает, поймав луч нового дня. Это недозволенная церемония, запрещенная японским оккупационным правительством, но мать настояла на соблюдении традиционного ритуала гут перед первым нырком Ханы, ее посвящением в хэнё [2] Хэнё (женщина моря) – ныряльщица, зарабатывающая на жизнь добычей моллюсков и других деликатесов с морского дна. . Шаманка просит защиты и богатого улова. Она снова и снова повторяет слова, мать легонько толкает Хану в плечо, и обе склоняются в низком поклоне, касаясь лбами мокрого песка, чтобы почтить скорое прибытие морского бога-дракона. Когда Хана распрямляется, сестра сонно бормочет: “Я тоже хочу нырять”, и у Ханы сжимается сердце от тоски в ее голосе. “Скоро, сестренка, ты встанешь здесь, а я буду рядом и поприветствую тебя”, – шепчет она, не сомневаясь в их будущем.

По вискам стекают капли соленой морской воды, и она смахивает их тыльной стороной ладони. “Теперь я хэнё”, – думает Хана, глядя на берег, где белые ленты шаманки выписывают спирали. Она берет сестру за руку. Они стоят рядом, слушая шум накатывающих на берег волн. Группа безмолвно принимает ее в свой орден, слышен только океан. Когда солнце полностью взойдет над горизонтом, Хана погрузится с другими хэнё в глубины и займет свое место среди женщин моря. Но до того им придется вернуться в свои дома втайне от любопытных глаз.

Хана, вернись домой!

Громкий, как наяву, голос сестры возвращает ее в настоящее, рядом на полу спит солдат. Церемония тает во тьме. Отчаянно цепляясь за видение, Хана закрывает глаза.

Она почти два месяца в плену, но время здесь течет мучительно медленно. Она пытается не вспоминать того, что пришлось вытерпеть, что ее заставляли делать, кем приказали стать. Дома она была кем-то другим – да, кем-то другим.

С тех пор будто прошли столетия, и Хане ближе мысли о могиле, чем воспоминания о доме. О материнском лице, выныривающем ей навстречу из волн. О соли на губах. Клочки воспоминаний о чем-то светлом.

Церемония была полна силы, как женщины моря, как сама Хана. Лежащий рядом солдат шевелится. Ему с ней не справиться, обещает она себе. До самого утра она лежит без сна, воображая побег.

Остров Чеджу, лето 1943

Хане шестнадцать, и ей неведома иная жизнь, кроме как под оккупацией. Япония аннексировала Корею в тысяча девятьсот десятом, и Хана бегло говорит по-японски, разбирается в японской истории и культуре, а на корейском ей запрещено и говорить, и читать, и писать. В родной стране она человек второго сорта, бесправная, но ее корейская гордость от того меньше не стала. Хана с матерью – хэнё, женщины моря, и работают они на себя. Они живут в деревушке на южном берегу острова Чеджу и ныряют в бухте, которой не видно с ведущей в город большой дороги. Отец Ханы – рыбак. С другими мужчинами он выходит в Южное море, сторонясь японских рыболовецких судов, которые грабят прибрежные воды Кореи и вывозят улов в Японию. С японскими солдатами Хана и мать имеют дело только на рынке, где продают дневную добычу. Встречи эти редки, и потому у них есть чувство свободы, которым мало кто похвастается и на другом краю острова, и даже в материковой Корее. Тема оккупации под запретом, особенно на рынке, заговорить об этом рискуют лишь смельчаки, да и то шепотом, на ухо. В деревне устали от непомерных налогов, принудительных “пожертвований” на войну, от мобилизации – мужчин гонят на фронт, а подростков – на японские заводы.

Подводный промысел на острове – занятие женское. Женские тела лучше мужских подходят для океанских глубин. Женщины дольше задерживают дыхание, ныряют глубже и лучше сохраняют температуру, а потому на Чеджу они всегда были независимыми. Хана отправилась с матерью в море совсем еще младенцем. Учиться плавать она начала, как только стала держать головку, но на глубину мать ее взяла, только когда исполнилось одиннадцать, и показала, как срезать придонные морские ушки. Возбужденная Хана не рассчитала запас воздуха, тот кончился раньше, чем она думала, и ей пришлось спешить на поверхность. Легкие горели. Вынырнув, она глотнула больше воды, чем кислорода. Отплевываясь и еле удерживая лицо над водой, она запаниковала. Накатила волна, накрыла ее целиком. Голова ушла под воду, и Хана нахлебалась еще.

Мать подхватила Хану, чтобы лицо дочери оставалось над поверхностью воды. Хана судорожно вдыхала между приступами жестокого кашля. Нос и горло саднило. Материнская рука надежно держала ее, пока Хана не пришла в себя.

– Всегда смотри на берег, когда всплываешь, а то заблудишься, – сказала мать и развернула Хану лицом к суше. Там на песке сидела младшая сестра, сторожившая ведра с уловом. – Как вынырнешь – ищи сестру. Не забывай об этом. Если видишь ее, то тебе ничто не грозит.

Дыхание Ханы восстановилось, мать отпустила ее и нырнула на глубину, медленно кувыркнувшись вперед. Хана еще немного посмотрела на сестру, словно стараясь запомнить. Та безмятежно сидела на берегу и ждала, когда родные вернутся из моря. Оправившись полностью, Хана подплыла к бую и добавила морское ушко к материнскому улову, который колыхался в прочной сети. Затем тоже устремилась в гудящие глубины за очередной добычей.

Сестра была слишком мала и пока не ходила в море. Выныривая, Хана первым делом смотрела на берег и видела, как малышка гоняется за чайками и неистово машет палками. Бабочка, танцующая у кромки воды.