Сергей Динамов - Вне рубежей

Уезжаю! Я млел, таял, и чего-то не хватало, но совсем чуть-чуть. А как разобраться с «чуть-чуть не хватает»? Всего лишь отломить кусочек черного хлеба, посолить и съесть. Сразу поймешь, чего недостает этой жизни. Но в связи с отсутствием черного хлеба за пределами дорогой родины, а также селедочки, гречки, частенько картошки и много чего еще с годами пришлось отказаться от столь простого решения проблемы и использовать методы примитивнейшие. Я прислушался: на кухне продолжало прыгать и греметь. Путь к бару свободен. Люблю я это дело – слегка выпить. Ах, как же приятно ощущать себя любимым и таким нужным, но покидающим! Так что уезжать еще больше люблю.

День упорхнул незаметно. Ночь навалилась, обдала какими-то кошмарами и вышвырнула в пятом часу. Утро сияло, как моя небритая и немытая морда в африканский полдень после пары недель в буше [1] Буш – плотно растущий кустарник с деревьями. . Закисал рассвет. Накрапывало.

Интервал «подъем – посидеть на дорожку» пролетел быстро и мимолетно, как обычно, когда голова уже уехала, а бренная оболочка выпутывается из сна, мокнет в душе, поглощает кофе параллельно с необходимыми связующими процедурами. Да и «на дорожку» получилось спокойно. Истерика возникла на переходе к двери, продолжалась за ней, была слышна возле лифта, но он унес, бездушный. Я уж было поверил, что изливается водопад искренности, и с подъездной аллеи посмотрел на окна, но ни там, ни на балконе никого не было. Умиротворенно подумалось: «В обмороке». Дом уже скрывался за деревьями и исчезал неспешно, под едва слышный скрип колесиков злосчастного «Самсонита».

Машина опоздала на двадцать минут. Григорий Федорович напыщенно дулся, заполонив собой переднее сиденье и прижимая пухлый портфель. Сунул руку в открытое окно «Волги», буркнув оттуда: «Пока вашу улицу найдешь – все самолеты улетят. Петя, открой багажник. Быстрее». Я смутился, но втайне решил, что виновата не улица, а именно – не Комсомольский проспект. Водитель открыл багажник, собрался было помещать семейного терминатора, но вместо этого удивленно спросил: «Что с вами? Вам плохо?»

Есть такое замечательное слово – обмер. Почти что помер, но еще жив, а шевельнуться – нихт. Безотказный и давеча проверенный мотор вдруг застопорился при обнаружении содержимого багажника.

Под крышкой было на удивление чисто. Аккуратный чехол с инструментами облокотился на свежевыкрашенную канистру в углу. Запасное колесо угадывалось под куском нового ковролина. Но в середине было нечто. Оно лежало на боку. Это был чемоданище-ветеран, перехваченный бельевой веревкой в несколько охватов. Размер-то нет, а вот возраст, ранения и окрас возвратили меня в пионерское детство. К тому же на тетрадном листе, приклеенном сбоку, жирный черный фломастер в безыскусной руке указал имя владельца: «Гриша Куземчук» и почему-то «5‑й отряд».

– «А-а-а… э… у…», – зазвучало в эфире, но с жестикуляцией у меня было посноровистей, указательный палец тыкал то в динозавра, то в сторону Григория Федоровича, откуда внезапно раскатилось, сыграло эхом и унеслось вдоль пустующего проспекта: «Товарищи, вы долго там возиться будете?!» Где-то на верхних этажах соседнего дома, прямо над магазином «Табак», заплакал ребенок. Проснулись собаки.

А в машине облобызало устойчивое амбре, смикшированное из тройного одеколона, «Беломора» и чего-то неи-дентифицированного и активно распространялись флюиды раздражения, но налетающий ветер справился, и лишь последние не поддавались – валили уже вслух: «Петя, из тебя шофер, как из говна пуля!»

Я почти пришел в себя, отвернулся к окну и завяз в раздумьях. Мимо по просторам Комсомольского проспекта неслись дома и деревья, мост перемахнул через Садовое кольцо, и в стекла уткнулась приземистая Метростроевская улица. Воображение тем временем принялось за свое: нарисовало «Шереметьево», немногочисленную очередь на досмотр, удивленную физиономию таможенника. И вот он вызывает старшего смены. Они уже оба в сторонке обсуждают, что делать со шкафоподобным Гриней Куземчуком из пятого отряда. Вызывать ли милицию, которая, безусловно, уже заметила и скрытно группируется неподалеку, и нужны ли будут санитары впоследствии.

– Можар! – раздалось спереди. – А что это у вас за фамилия такая? Вы еврей?

Я встрепенулся от неожиданности, а хмурые санитары из института имени Сербского, краснознаменная милиция и удивленная таможня спешно ретировались у магазина «Подарки» на Горького.

– Это партийный псевдоним деда.

– То-то я удивляюсь: с такой фамилией – и за границу катаетесь. Это сокращение какое-то?

– Да. Означает «побольше жару». Дед баню очень любил… И родину… – Я вздохнул, подумал и решил продолжить, благо подъезжали к Маяковке и светофор переключился на «Вперед, Можар!», то есть на красный.

– Григорий Федорович, а чемодан ваш… того… Не улететь нам с ним.

– Какой чемодан? – Григорий Федорович попытался обернуться, но бычья шея затормозила. Печально треснув, спинка сиденья уперлась в мои колени.

– В багажнике. «Гриша Куземчук, пятый отряд» на нем написано. И вид, прямо скажем, не очень.

– Что-о?!

Вот и тема интересная подвернулась – про неожиданные взрывы и выстрелы по твою душу. Отвыкаешь от этого быстро, да и не привыкаешь вовсе – лишь сживаешься. Кстати, довольно просто определить человека, который знает об этом не понаслышке. Новогодней хлопушки достаточно, а бýхнуть после бýхнуть – рядышком и неожиданно. Некоторые приседают, другие падают и сноровисто, проворно в укрытие начинают отползать, но быстренько соображают, что это Новый год и елки, шампанское и водка с коньяком, салат оливье и бой курантов. Поэтому присутствующие расценивают твое поведение как неудачную шутку-фортель и дальше празднуют. А жена еще и ругается потом: «Ты что мартышку из себя корчишь? Сдурел совсем? Как мы перед людьми выглядим?» Встаешь, от снежка отряхиваешься, а позора-то – у-у! Люди все солидные. Хоть и лимита сплошная, но солидности предостаточно. У нас в гостях всегда только цвет общества и солидность, а не инженеры какие-нибудь. Сплошная лимита у нас в гостях.

Ну вот, отвлекся, а тем временем, шарахнув, гром и молнии переместились в неожиданном направлении. Водитель Толик, молодой и шустрый паренек, побелел, сник и буквально уменьшился в размерах под негодующе-чемоданное:

– В лагерь вчера мальчонку собрали. Сальца положили. В Анапу на целый месяц… Да за каким ты хватаешь все подряд?! Какой чемодан? Я всего на пять дней еду, все в портфеле. Если б я знал, то тебе полный п…, Андромеда х…, и по жизни ты м… полный!

– Григорь Федорыч, так вы ж всегда, типа, все в коридоре – только выноси. А на дачу когда – так там и ведра, и грабли, разве ж я когда чего лишнее прихватил? Ну, я и вынес… – Голос дрожал, утопая в перспективах последствий.

Читать дальше