С. Шестакова - Светлое Христово Воскресение (сборник)

Перед крыльцом увидел он жену, сестру, старую Прокофьевну, двух прислужниц, детей и между ними прыгающего и лающего шершавого Милюшу. Их всех тесно обступала толпа крестьянских девочек и мальчиков. Прислужницы держали в руках сита с печёнными из теста жаворонками, которым, для большего сходства, в глаза и нос воткнуты были зёрна овса. Александра Васильевна и её золовка оделяли ими крестьянских детей, причём няня, державшая на одной руке Катю, приподымала всякий раз на воздух свободную руку и вскрикивала тоненьким, дребезжащим голосом:

– Жаворонки прилетели!.. Жаворонки прилетели – весну принесли!..

Возгласы приумолкли только тогда, как в ситах не осталось уже жаворонков и крестьянские дети стали расходиться…

Операция открытия в доме первого окна на воздух, очевидно, была уже подготовлена; для её окончания, как водилось всякий год, ждали только Ивана Петровича.

Всем этим делом, по давно установленному правилу, предоставлялось заведовать старой няне; она относилась к нему самым ревнивым образом. Так и теперь было; никого не допуская помочь ей выдвинуть заржавленную задвижку, она сама принялась хлопотать над ней…

Провозившись ещё минуту, Прокофьевна проговорила: «Господи, благослови!» – перекрестилась, упёрлась ладонями в раму – обе половинки вдруг раскрылись, и в кабинет волной хлынул весенний, обогретый солнцем воздух. Он был встречен восторженными криками. Тут уж никого нельзя было удержать, – даже благоразумную старшую Соню; о Серёже – «будущем хлебопашце», и Лизе – говорить нечего; Александре Васильевне пришлось скорее взять на руки Катю, чтобы не затолкали её вместе с Прокофьевной, у которой в первом порыве суеты чепец совершенно сдвинулся на сторону; каждый рвался вперёд, каждому хотелось быть первым, чтобы сказать потом, что ему первому удалось подбежать к окну.

В эту минуту, впрочем, никто из старших не думал сдерживать детского восторга. У всех как-то мягко было на сердце; всем было слишком хорошо, чтобы мешать порывам радостного чувства.

И в самом деле, отчего было одним – не выражать своего восторга, другим – не радоваться, когда всё вокруг смотрело так радостно, так весело! Когда всё, что было перед глазами, сияло и нежилось, охваченное лучезарным блеском!

Легко дышалось в воздухе, приносившем запах обогретой земли; над ней, без напряжения слуха, слышалось, как заливались жаворонки; речка сверкала зеркалом; за ней, в зеленеющих лугах, белели стада гоготавших гусей; ближе – щебетали воробьи, хлопотливо перелетая с соломинкой в носике; доносилось отдалённое журчанье ручьёв, кативших по холмам последние снежные остатки. Повсюду ходил одушевлённый трепет, всё кругом как бы открывало глаза и, весело осматриваясь, тянулось к солнцу, возвращавшему жизнь.

На земле, в воздухе, в самом небе – носилось какое-то ликование, что-то радостное и праздничное…

И праздник был также на душе тех, кто стоял теперь у открытого окна. Одни радовались ему безотчётно; он радовал других, открывал им в душе простор для счастливых надежд и мечтаний…

Будем поститься постом приятным, благодатным Богу. Истинный пост – удаление зла, воздержание языка, подавление в себе гнева, отлучение похотей, злословия, лжи, клятвопреступления.

Постясь, привлекаешь к себе Духа Святого и делаешься духовным… О, как надо беречь душу постом!

Велика сила покаяния, если она делает нас чистыми, как снег, и белыми, как волна, хотя бы грех предварительно запятнал наши души.

Го́споди и Влады́ко живота́ моего́, дух пра́здности, уны́ния, любонача́лия и праздносло́вия не даждь ми. Дух же целомýдрия, смиренномýдрия, терпе́ния и любве́ да́руй ми, рабý Твоему́. Ей, Го́споди, Царю́, да́руй ми зре́ти моя́ прегреше́ния и не осужда́ти бра́та моего́, я́ко благослове́н еси́ во ве́ки веко́в. Ами́нь.

Многим людям, принадлежащим к Церкви, но не имеющим живой связи с нею и её богослужением, странно и непонятно кажется ожидание Великого поста. Но церковный человек стремится к нему, как к источнику живой воды в пустыне, и жаждет ощутить в нём тишину среди житейского шума. Открывается Постная Триодь, наступает Неделя мытаря и фарисея, предвестница поста, и уже видятся вдали отблески первой зари Воскресения.

С раннего утра в Чистый понедельник уже ощущается тихое веяние Великого поста. Какая тишина в московских улицах и переулках, и в свежем, чистом весеннем воздухе, какой гармонией звучат серебристые переборы колоколов, отовсюду зовущих к утрене! Войдёшь в любую церковь – она наполнена, и в какой тишине стоят всюду говельщики. Зачинается что-то торжественное всюду – и православный человек ждёт, когда за вечерней потекут умилительные песни Великого канона и послышатся давно не слышанные тихие, величественные напевы ирмосов…