Нибин Айро - Круги от камушка

Одиннадцатый «бэ» слушал вежливо, старательно – но без всякой реакции. Надо, мол – запомним… до контрольки. Нафиг нам эти ужасы, если разобраться?

Переводя взгляд с лица на лицо, Нелька старательно избегала четвертой парты во втором ряду слева. От Васиной сосредоточенной физии опять на хи-хи пробьет ( «гайдартимур, блин!» ), а соседушка его… вот кого бы удавила, честное слово. Она внутренне поежилась, в очередной раз наткнувшись на эту пугающую мысль.

С чего все началось? Классе в седьмом, кажется, когда студентка Нелька гостила дома на зимних каникулах, младшая сестренка Катька пришла со школы зареванная; мать от нее ничего не добилась – но сестре она, проплакавшись, рассказала. В рассказе фигурировал некий Костян с неприличной кличкой, из параллельного, регулярно доводящий ее до слез издевательствами и тычками.

Надо признать, что на тот момент покрытая веснушками рыжая растрепа Катька была разве что соблазнительной мишенью, в соблазнительную девушку ей предстояло превратиться года через два. Но, встретив назавтра сестру возле школы, Нелька была всерьез шокирована: в ее время в этой школе таких слов девчонкам не говорили. Внутренне она ожидала, что сейчас прозвучит что-нибудь на тему национальности, и тогда можно (и нужно) будет идти отрывать уши и что там еще можно оторвать у семиклассника. Не знал тогда Костян с неприличной кличкой, какие важные части организма спас ему внутренний голос, шепнув в критический момент: «А вот это уже лишнее!»

В тот раз Нелька не стала вмешиваться, хорошо уже понимая – после шока педпрактики – что она скоро уедет, а Катьке быть среди «этих» еще годы и годы. «Сама должна справиться», – так она сказала матери, а сестре объяснила доступным языком, куда следует посылать малолетних гопников. И наизусть повторить заставила. Осознавая, что в особом аду для педагогов в этот момент сияющие черти прикручивают сияющую табличку «Н.Н.Баранава – истаричька»на совсем уж нестерпимо сияющий новенький котел.

В последующие приезды на расспросы старшей сестры младшая бодро рапортовала, куда отправляются те, кто на нее наезжает. Теперь уже наступила Нелькина очередь тайком заучивать наизусть заковыристые обороты: ученица определенно превзошла учительницу. Которая и учительницей-то еще не была, кстати, и даже не предполагала. А в то лето, когда младшая отгуляла на выпускном из девятого, Н.Н.Баранова закончила свой истфак – и приехала преподавать в родной школе. С красным дипломом в сумке и ходящей кругами под рыжими волнами мыслью: «Вот попала, а?» А куда деваться, если мать совсем уже работать не может, пенсия никакая, а Катюха в самом опасном возрасте и без копейки карманных денег? По рукам же пойдет, моргнуть не успеешь.

Да и, в конце концов, это еще не котел с табличкой. Выберемся.

…И когда сестренка ей радостно и по большому секрету рассказала, что она уже… это… ну, с мальчиком…, и назвала имя мальчика – вот тогда и плеснула под волнами новорожденная мысль: «Удавлю!» И с тех пор так и ходила там, в глубине, время от времени поднимаясь на поверхность и высовывая зеленое бородавчатое рыло. Как недавно, например, когда пошли слухи – с кем засекли Катьку после школы и в каком виде. Потому и огибал взгляд училки Наумовны четвертую парту во втором ряду слева.

И все-таки не обогнул.

У старшеклассника Хоева последние полтора года тоже зрели некие смутные мысли относительно исторички-истерички. Что-то из области «обесчестить и бросить в полк». Конечно, воли им Костик не давал, невозможному в данной реальности обесчещиванию и бросанию предпочитая старательный обход рыжей стервы по максимально возможному радиусу… но в глазах что-то тоже плескалось, видимо.

– Итак, начиная с девяносто третьего года… Что ты на меня так смотришь, Хоев?

– А что, нельзя? Я вообще-то на вас и должен смотреть.

– Ты слушать должен! А не пялиться!

(хихиканье на грани слышимости)

– Кто пялится? Я?? Да было б на что пялиться, ёба! Уй, бля…

В тишине громко стукнула об парту выпавшая у Оли Киреевой ресница. Старшеклассники на линии, соединяющей училку и Хая, инстинктивно вжали головы в плечи – когда в канале пойдет разряд, каждый сантиметр расстояния может спасти жизнь. ОБЖ в классе любили.

Запахло озоном.

– Тты. Ссс… Всстал быстро!

С грохотом товарного поезда издевательски меееедленно отодвигается стул.

– Ссюда иди! Ссучонок!

– Ты че, вообще ебанутая? Дури обкурилась, бля?!

– Сюда, я сказала, каззел безрогий! И заткни хлебало, а то щас сама заткну!

(шепот в пространстве, не имеющий отношения к звуковым волнам: «ващщее…»)

Подчеркнуто шаркающие шаги.

– Ну, пришел. Че дальше?

На этот раз взгляды почти в упор. Нелькина рыжая грива начинает пушиться и вставать дыбом. Вот-вот заскачут искры.

– Ты, урод! Историком себя вообразил? Все знаешь? Рассказывай, я послушаю!!

– Че рассказывать?

– Тему слышал, идиотик? По теме, с начала!

– А че я, обязан, что ли?..

Внутри у Костика булькал и рос непритворный ужас, хотя глаза еще светились злобой. «Да что она, что я ей сделал?» Взгляд из-под рыжей челки жег черепушку изнутри. Понеслись спутанные мысли: «…бля, вся школа до выпускного ржать будет… на лингвистику пойду, какая теперь история… сука, ненавижу, за что?» Снаружи он сумел выдавить блеющее:

– Ну, это… Первым указом нового правительства была отмена сдачи валютной выручки…

Нелли, не поворачиваясь, подтянула стул. Уселась. Дернула головой:

– Дальше?

– Ну, этот, министр финансов… Кох, кажется… да, Кох… выпустил указ, по которому заводы могли сами покупать все за валюту…

Взгляд палил. Ужас затопил шею, во рту стало мерзко. Костик сглотнул и замолчал.

– Ну? Дальше?!

Молчание. В глазах отчаянное: «За что?!»

– Вот, пожалуйста, любуйтесь. Кретин кретином. Гопник переразвитый вульгарис. На истфак он собрался, сучонок! – Нелли шипела, как записываемый мужиками костер. – Тебя туда даже сортиры мыть не возьмут! Тебе же восемнадцать почти, дебил, а в башке одни девки! Ни единой мысли! Ни-е-ди-ной! Пустота звенящая! Вакуум!! Где вас таких клепают, а?! Ну скажи хоть что-нибудь, родной? – тон внезапно сменился на ласково-просящий. – А то ведь я подумаю, что у тебя с перепугу остатки мозгов в штаны вытекли. Скажи хоть слово, ушастенький? Молчит… Плохо тебе? Дурку вызвать? Ребята, у кого-нибудь телефон дурки есть? Вы ж тут через одного шизики, неужто нету?!

Класс смотрел завороженно, никто даже не пошевелился. «Эк я их» , – подумал кто-то внутри Нельки с гордостью. – «Это и есть, что ли, педагогическая жилка?»

Что-то надо было, однако, делать с этим истуканом. Как бы действительно не сорвать пацану гайки.