Вера Крыжановская-Рочестер - Железный канцлер Древнего Египта

Но накануне вечером Потифар вернулся такой убитый и злой, так грубо выгнал всех вон, что Иосэф изумился и, вместо того чтобы уйти вместе с другими рабами, спрятался за портьеру и стал следить. Думая, что он один, Потифар бросился в кресло и, закрыв глаза рукой, воскликнул:

– Проклятый Гор! Чувствую я, что Ранофрит любит этого негодного повесу и не захочет выйти за меня.

Давно подозревал Потифар предпочтение, отдаваемое Ранофрит красивому офицеру, но в этот день в обществе, где они встретились, он подметил, как они обменялись значительными взглядами. Вернувшись к себе, Потифар мучился ревностью, потому что его любовь была глубока, правдива и серьезна, как он сам. Он весь ушел в себя, как вдруг легкое прикосновение заставило его вздрогнуть.

– Что тебе еще надо от меня? – спросил он резко Иосэфа, приблизившегося к нему, как тень.

– Добрый господин, – шептал Иосэф, наклоняясь к нему, – ты хочешь взять себе в супруги прекрасную и благородную Ранофрит; если ты хочешь, то это так и будет; не пройдет и трех дней, как ты станешь женихом ее.

Потифар удивленно и недоверчиво посмотрел на него.

– С ума ты сошел? Что за вздор? Колдун ты, что ли, чтобы так свободно мог осуществить мое желанье быть женихом Ранофрит. А если она любит другого?

Иосэф таинственно улыбнулся:

– Я не колдун, но ведь тебе известно, господин, что я кое-что смыслю во влиянии светил небесных, а влияние это можно сделать тебе благоприятным, – надо только уметь воспользоваться им. Но прежде всего я молюсь Элохиму, Богу моего племени: он внемлет гласу твоего слуги; в нем моя сила.

Потифар встал и в волнении зашагал по комнате; затем, остановившись перед Иосэфом и положив ему руку на плечо, сказал:

– Так делай, что можешь, и знай, что если Ранофрит станет моей женой, я награжу тебя по-царски. А я ничем не могу помочь тебе?

– Нет, господин, дозволь мне только эти три дня молиться и призвать на тебя благоприятное влияние звезд. Кроме того, разреши завтра, от твоего имени, отнести цветы благородной Ранофрит; когда же будет время, я скажу тебе, и ты доверишь мне отнести Ранофрит твое письмо с предложением.

На следующий день, вернувшись после исполнения своего поручения, Иосэф заперся в своей комнате, запретив кому бы то ни было тревожить себя до следующего утра. Большое помещение, которое занимал теперь молодой управитель, выходило на маленький двор, превращенный в садик, убранный с роскошью, которая, может быть, удивила бы и Потифара, если бы тот когда-нибудь вздумал заглянуть сюда. Драгоценные ткани закрывали двери и окна; вазы, полные цветов, кедровый стол, заваленный табличками и папирусами, сделали бы честь и кабинету самого господина; роскошная постель была покрыта шкурой пантеры; весь пол был устлан цветными циновками. Иосэф, впрочем, не боялся гнева Потифара, если бы тот и увидал, каким комфортом окружил себя его управитель; он знал прекрасно, что необходим Потифару и что, с другой стороны, за ним было слишком много доказательств неподкупного усердия, чтобы господин мог считать эту роскошь злоупотреблением своего доверия. Задумчиво, нахмурившись, шагал Иосэф по своей комнате; он думал, с точки зрения своей личной выгоды, о посещении Ранофрит и о последствиях, которые произойдут из этого. Он думал о своем предложении помочь своими знаниями Потифару занять место соперника и добыть ему любимую женщину.

– Да, я хорошо сделал; Потифар принужден будет убедиться в моем могуществе и будет обязан мне своим счастьем, – прошептал он, – а молодая девушка более восприимчива к моему взгляду, чем я ожидал; я порабощу ее своей волей, она станет моим помощником, а не врагом, и первым долгом я постараюсь, чтобы меня освободили… Затем, если случайно Потифар умрет, то его вдова выйдет за меня замуж. Обладая прекрасной, родовитой женщиной и ее несметным богатством, я достигну положения, предсказанного мне Шебной. А что касается того, чтобы заставить Ранофрит полюбить себя, – этого добиться нетрудно.

С улыбкой на лице он взял со стола металлическое зеркало с чеканной ручкой и с минуту смотрел на себя. Да, с его матово-бледным цветом лица, шелковистыми и густыми кудрями, с большими, полными огня глазами, он был в полном смысле красавец.

Настала ночь, огромный город замолк, и весь дом Потифара погрузился в сон. Иосэф снял с шеи мешочек, который он всегда носил на себе, вынул из него волшебный камень и, сжав его в руках, стал на колени и начал шептать заклинания. Голос его мало-помалу становился глуше и слабее, затем совсем умолк; взгляд сделался стеклянным, жилы на шее и на лбу налились: на неподвижном лице его застыло сосредоточенное настойчивое выражение.

Прошло так с полчаса. Иосэф вздрогнул, глаза его блеснули, и он встал, страшно утомленный, потягиваясь и зевая. Спрятав свой камень, выпил он чашу вина и, бросившись в постель, тотчас уснул.

В это время Ранофрит спала у себя в комнате, освещенной ночной лампадой; мягкий дрожаний свет отливал красными отблесками на деревянных и медных статуэтках богов, стоявших на божнице, и на белой ночной одежде спавшей. Весь вечер избранница Потифара страдала головной болью и по совету Майи легла очень рано; по мере того как подвигалась ночь, сон ее становился все беспокойнее; она бросалась на своем ложе; вздохи и глухие стоны вырывались из ее уст. Тяжелый, странный сон преследовал ее; ей казалось, будто рядом с ее ложем тихонько подымается, сгущаясь и округляясь сверху, сероватая тень, скоро принявшая форму человека, как бы сотканного из полупрозрачного молочного тумана. Беловатого, просвечивающего лица его, с едва намеченными тенями, она не могла различить, зато глаза, мертвенно пристальные и сверкающие, пронизывали ее и причиняли острую боль.

– Ранофрит, слышишь ты меня? – спросил в то же время глухой, словно из-под земли голос.

– Да, – едва слышно прошептала она с усилием.

– Итак, коли ты слышишь, я приказываю, – понимаешь, приказываю: когда через три дня я принесу тебе предложение Потифара, ты должна дать согласие быть его женой.

– Гор… Я хочу замуж за Гора, – с трудом прошептала она, заметавшись судорожно на постели. Тогда ей показалось, что тень склонилась над ней и, приложив горячий палец к ее лбу, отчетливо произнесла:

– Ты забудешь Гора; Потифар станет твоим мужем, а мне, твоему господину, ты во всем будешь послушна и меня полюбишь. – Каждое слово звенело в ее ушах, подобно удару молота, и этот звон болезненно заставлял дрожать каждый фибр ее тела. – Через три дня ты скажешь «да» и обручишься с Потифаром, – повторил голос. Затем призрак начал таять и, наконец, исчез совсем, оставив по себе сильный одуряющий аромат. Крайнее возбуждение Ранофрит сменилось глубоким оцепенением.