Евгений Ильин - Психология и физиология. Союз или конфронтация? Исторические очерки

Читая работы (отечественных психологов. – Е. И .), поражаешься какой-то самоизоляции этих людей от достижений смежных наук, активному нежеланию понимать, как работает мозг, что делается за рубежом их узких интересов.

И последний пример. Как-то мне пришлось рецензировать рукопись монографии одного физиолога о поведении человека, который весьма вольно, а подчас и безграмотно обращался с психологическими понятиями. И здесь не обошлось без конфликта. Автор обиделся на рецензента, а на редакцию, отклонившую его рукопись, обещал подать в суд.

О чем говорят эти примеры? О том, что, описывая поведение человека, надо не просто формально знать психологам физиологию и физиологам психологию, но и понимать, как и в каких случаях они могут содействовать друг другу в познании человеческого поведения и деятельности. Еще З. Фрейд предупреждал, что преждевременные или случайные экскурсы психологов в область анатомического и физиологического хотя и могут вскрывать психофизические связи как факты, но нисколько не помогут понять что-либо. Можно, с другой стороны, добавить, что и попытка физиологов объяснять психическое, не выходя из рамок выявленных ими физиологических закономерностей, способна только навредить пониманию механизмов поведения человека. Такого рода неудачные вторжения в смежную дисциплину вызывают не только стремление психологии и физиологии отгородиться друг от друга, но и неприязненные отношения.

«Психическое содержание» исследуется представителями как естественных, например физиологии, так и общественных наук, к которым принято относить психологию… Контакты между названными науками, возникающие при решении проблем, представляющих взаимный интерес, часто «искрят», что вызывает у многих физиологов и психологов желание изолировать свою дисциплину, оградить ее от посторонних посягательств. Однако выдающимся психологам уже давно было очевидно, что предпринимаемые как психологами, так иногда и физиологами попытки эмансипировать психологию от физиологии совершенно неправомерны, поскольку предмет психологии – нейропсихический процесс, целостная психофизиологическая реальность, которая лежит в основе всех без исключения психических процессов, включая и самые высшие. Со стороны психофизиологиитоже были приведены веские аргументы в пользу того, что самостоятельная, отделенная от психологии физиология не может выдвинуть обоснованную концепцию целостной деятельности мозга.

Отражением таких отношений между этими двумя науками явились дискуссии, развернувшиеся в 1950 году на павловской сессии двух академий [2] Правда, считать павловскую сессию 1950 года дискуссией трудно: на ней проходило уничтожение психологии и той физиологии, которая отклонилась в сторону от магистрального пути, предначертанного И. П. Павловым. ; в 1962 году на совещании по философским вопросам физиологии высшей нервной деятельности и психологии; в 1971 году в дискуссии «Воспитание и природа» в журнале «Вопросы философии» и в 1989–1990 годах на страницах журнала «Вопросы психологии».

В Советском Союзе все научные теории и учения должны были соответствовать установкам диалектического материализма. Поэтому на ведущие позиции выдвигались те ученые и научные теории, которые устраивали коммунистических идеологов. Такие теории признавались передовыми материалистическими, а другие – идеалистическими. Главной задачей всех наук о человеке было разработать принципы и методы формирования нового советского человека. Для этой цели больше всего подходило учение И. М. Сеченова о рефлекторной природе поведения человека, в котором основной упор делался на роль внешней среды, куда, конечно, должны были войти и условия существования (вспомним марксовский тезис: бытие определяет сознание), и социальные факторы. Как нельзя кстати оказалось и учение И. П. Павлова об условных рефлексах и второй сигнальной системе. Ведь с помощью метода условных рефлексов можно было, используя для этого вторую (словесную) сигнальную систему, формировать через пропаганду и коммунистическое воспитание нужное поведение. Не случайно после павловской сессии, инициированной сверху, возникла диктатура учений Сеченова и Павлова о физиологических механизмах поведения животных и человека, которые по существу подменили психологическое рассмотрение этой проблемы; последнее стало с его субъективизмом как бы необязательным, лишним, а подчас и опасным. Поэтому именно учение И. П. Павлова о высшей нервной деятельности является с советских времен для психологии одной из болевых точек при обсуждении вопроса о связи психологии с физиологией.

Однако вопрос о взаимоотношениях психологии и физиологии должен обсуждаться гораздо шире, выходя за рамки рефлекторного учения И. М. Сеченова и И. П. Павлова. Ведь был еще Н. Е. Введенский, который внес свой вклад в понимание механизмов реагирования и поведения животных и человека. Современниками И. П. Павлова были В. М. Бехтерев и А. А. Ухтомский, работы которых тоже оказали влияние на развитие психологической мысли. Поэтому и возникает вопрос: почему же психология и физиология часто проявляют себя не как союзники, а как конкуренты, антагонисты? Почему психологи до сих пор недостаточно используют физиологические знания?

Возникает и другой не менее важный вопрос: где граница между физиологическим и психологическим в реагировании человека на внешние раздражители и его поведении? Ведь размытость границ всегда способствует экспансии со стороны соседей. Следует ли добиваться четкого разграничения полномочий физиологии и психологии при изучении одного и того же явления? Может, прав был И. П. Павлов, когда говорил: какая разница, как называть то или иное явление – психическим или сложнонервным?

Все эти вопросы до сих пор не утратили своего значения. И не случайно время от времени возникают дискуссии о природе психического, о соотношении физиологического и психического в механизмах поведения человека, о врожденном и приобретенном, биологическом и социальном.

Еще древнегреческими и древнеримскими учеными (Гиппократом, Алкмеоном Кротонским, Галеном) высказывались догадки о локализации психических функций в головном мозге. В средние века Альберт Великий (Магнус) предложил концепцию о локализации психической деятельности в трех мозговых желудочках. Т. Виллис полагал, что общая чувствительность представлена в полосатом теле, собственные чувства – в мозолистом теле, а память – в коре больших полушарий. Эта концепция идеи о локализации психических свойств имела хождение более 100 лет. Немецкий анатом М. Майер предположил, что в коре головного мозга локализована память, в белом веществе – воображения и суждения, а в базальных ганглиях – апперцепция и воля, и все это интегрируется мозолистым телом и мозжечком.