Сибилла Биркхойзер-Оэри - Мать. Архетипический образ в волшебной сказке

Животное существует в согласии не только с природой, но и со своим телом, и при этом оно связано также с символом матери, который олицетворяет физическую и психологическую основу человеческого бытия, – сосуд, наполненный психической энергией. В этом и состоит позитивное, животворное материнское начало, телесное побуждение, которое выталкивает человека во внешнюю жизнь. [42] Тело дает душе возможность существовать, но, с другой стороны, оно помещает ее в трехмерную тюрьму, и тогда душа обретает свою судьбу, которая существует в пространстве и времени.

Как нам уже известно, если в сказке человек превращается в животное, то сначала такое превращение означает возвращение к иррациональной основе психики, возвращение к матери, которое может быть опасным. Кроме того, это превращение указывает на состояние, близкое к психозу, или на общую потерю сознания и утрату моральных норм, т. е. всех типичных человеческих черт. Или же речь идет о состоянии «помрачения рассудка», о состоянии неопределенности, которое предшествует новой стадии развития сознания; нам не следует забывать, что источником всего нового является материнское бессознательное.

Самое важное в этом процессе – следующее: или человек осознанно обращается к глубинным иррациональным силам, или они его просто сокрушают.

Краткое содержание

Стоял когда-то в большом лесу старый замок, и жила в нем только одна старуха и была она самая великая колдунья. Днем она превращалась в кошку или в ночную сову, а вечером опять принимала свой человеческий вид. Она умела приманивать всяких зверей и птиц, которых она убивала, а потом варила и жарила себе на еду. Если кто-то подходил на сто шагов к этому замку, то останавливался как вкопанный и не мог сдвинуться с места, пока она не снимала с него заклятья; а если входила в тот круг невинная девушка, колдунья обращала ее в птицу запирала в клетку и уносила в одну из комнат замка. Так собрала она в замке целых семь тысяч клеток с разными диковинными птицами.

Жила-была в ту пору девушка, звали ее Иориндой, и была она прекрасней всех остальных девушек на свете. Посватался к ней такой же прекрасный юноша, которого звали Иорингель. И вот, чтобы поговорить наедине, пошли они однажды в лес.

Несмотря на предупреждение Иорингеля, они подошли слишком близко к замку. Иоринда запела песенку:

Как птичка красногрудая все жалобно поет,

Про гибель неминучую все голубку поет,

Так жалобно, все жалобно,

Тю-вить, тю-вить, тех-тех!

Пока Иоринда пела, она превратилась в соловья, который пел свое «тю-вить, тю-вить».

Иорингель утратил способность двигаться. Он не мог ни плакать, ни слова молвить, ни рукой пошевельнуть, ни ногой двинуть. Ночная сова с горящими глазами трижды облетела вокруг соловья. Солнце закатилось. Улетела сова в ночную чащу, и вышла оттуда горбатая старуха, желтая да худая; большие красные глазища, нос крючком, до самого подбородка. Она что-то проворчала себе под нос, поймала соловья и унесла с собой. И слова не мог вымолвить Иорингель. Затем старуха вернулась и сказала глухим голосом:

– Прощай, Захиэль. Как глянет месяц в клеточку, ты освободишься.

После этого Иорингель освободился от чар. Упал он перед старухой на колени и взмолился, чтобы она вернула ему назад Иоринду. Но старуха ответила:

– Никогда тебе больше не видать Иоринды.

В отчаянии ушел Иорингель оттуда и попал, наконец, в какую-то чужую деревню; там долгое время он пас овец. И вот приснился ему ночью сон, будто нашел он алый цветок, а в сердцевине его большую прекрасную жемчужину. Цветок он сорвал и пошел с ним к замку, и к чему бы ни прикасался он тем цветком, все освобождалось от злых чар; и приснилось ему еще, что и Иоринду он нашел благодаря тому же цветку.

Проснулся он утром и пошел искать по полям и горам, не найдется ли где такой цветок. Он все искал и на девятый день нашел на рассвете алый цветок. В сердцевине цветка лежала большая росинка размером с самую прекрасную жемчужину. Сорвал он этот цветок и пошел с ним к воротам замка. Он подошел к нему на сто шагов, и никто его не остановил, и тогда он подошел к самым воротам. Как только Иорингель прикоснулся цветком к воротам, они распахнулись перед ним. Когда он шел через двор, то услышал птичьи голоса.

Он отправился дальше и нашел зал, а в нем колдунью, и увидел, что она кормит птиц в семи тысячах клеток. Когда она увидела Иорингеля, то сильно разгневалась, стала браниться, плевать на него ядом и желчью, но не могла подступиться к нему ближе, чем на два шага.

Иорингель шел по залу, не зная в какой клетке находится Иоринда. Вдруг он заметил, как старуха достала одну клетку с птицей и понесла ее к двери. Мигом бросился он за нею, коснулся цветком клетки и старухи-колдуньи. Та потеряла свою колдовскую силу, а перед ним явилась Иоринда; она бросилась ему на шею, и была она такая же красивая, как и прежде. И тогда он обратил и всех остальных птиц в девушек и вернулся домой со своей Иориндой.

Они жили счастливо долгие-долгие годы.

Над созданием этой сказки явно поработал художник – так она отшлифована. И вместе с тем архетипические образы предстают здесь очень живыми, а именно в них состоит наибольшая ценность сказки.

Сказка начинается с описания фигуры темной матери – «самой великой колдуньи», а также ее жилища, старого замка, стоящего в большом густом лесу. Для лучшего понимания этого главного образа нужно рассмотреть психологический смысл колдовского заклятия.

Воздействие на человека с помощью злых чар перекликается с мотивом отравления. Считается, что такие поступки являются прерогативой ведьм. Заклятие может превращать людей в животных, в растения и даже в камни. В злых чарах скрыта некая психологическая реальность, поскольку в представлении древних людей боязнь колдовства была таким же обычным чувством, как голод или жажда. Естественно, мы не можем вернуться к такому примитивному восприятию, но открытие бессознательного позволяет понять его психологический смысл. Быть заколдованным – значит быть подверженным негативному воздействию бессознательного.

Древние люди знали два вида колдовства. В одном случае человек с помощью нечистой силы использует колдовство против другого, а в другом колдовские чары исходят из невидимого источника. Но и в последнем случае предполагалось, что заклятие вызвано действием нечистой силы.

Два этих вида колдовства соответствуют двум психологическим возможностям: в первом случае один человек негативно, незаметно и необъяснимо воздействует на другого, например, мать – на своего сына или дочь. В другом случае такое воздействие оказывается, но нет полной определенности, что оно исходит от конкретного человека. В последнем случае архетип матери, если такое воздействие связано с ним, не проецируется вовне, а воздействует на человека непосредственно из бессознательного. В обоих случаях это проявление «дьявольских» сил, ибо феномен колдовских чар вызывается автономным содержанием бессознательного, обладающего властью над человеком.