Гордон Олпорт - Становление личности. Избранные труды

Правда, ветвь психологии, называемая «клинической», надеется как-то согласовать Джона с извлеченными из него качествами. Она старается собрать его из россыпи статистических средних. Но по двум причинам она попадает впросак. Во-первых, как мы говорили, используемые при диагностике Джона универсальные измерения могут быть иррелевантны его личности. Быть может, у него нет «потребности в достижении», а есть лишь своеобразная и уникальная потребность в эксгибиционистском господстве. Используемым измерениям всерьез недостает точной окраски его мотивации. Во-вторых, у нас пока мало орудий для определения взаимоотношений измерений. Таким образом, мы обнаруживаем только, что Джон находится на десятом процентиле по «потребности достижения», на пятидесятом по способности к «пространственным манипуляциям» и на восемьдесят первом по «общим ответам» на тест Роршаха. Такие кусочки информации заполняют большинство клинических отчетов и редко действительно пересекаются друг с другом. В отношении того, как все это увязано в жизни Джона, мы ничего не можем сказать. Значительная доля наших неприятностей вызвана тем, что используемые в нашем анализе элементы не являются истинными частями первоначального целого.

Я думаю, не будет пользы, если мы просто заявим, что по самой своей природе наука бессильна перед лицом идиоматического процесса становления. Возможная наука о личности должна иметь дело с наиболее выдающейся особенностью личности – очевидной уникальностью ее организации.

Так же бесполезно обращаться за аналогиями к другим наукам. Нам говорят: уникален каждый камень в поле, каждый старый башмак в чулане, каждый кусок железа, но эта вездесущая уникальность не влияет на действия и прогресс науки. Геолог, физик, сапожник продолжают применять универсальные законы и находят, что случай уникальности нерелевантен их работе. Аналогия неубедительна. Камни, старые башмаки, куски железа – это чисто реактивные объекты; они не будут двигаться, если ими не манипулируют. Они не способны к развитию. А как быть с уникальностью растений, которые, вдобавок к реактивности, демонстрируют способности к самовосстановлению, саморегуляции, адаптации? Биологи говорят: один листик на дереве большой, другой маленький, один с дефектами, другой здоровый, но все они обязательно подчиняются законам метаболизма и клеточной структуры. Точные формы, размеры, очертания или другая индивидуальность зеленого листика, всего растения или животного интересуют нас только эстетически.

Но здесь аналогия тоже слаба. В отличие от растений и низших животных, человек – не простое воплощение клеточной структуры, тропизма и инстинкта, а его жизнь – не простая реализация (с примитивными вариациями) своей видовой модели. Большой вклад природы в индивидуальность осуществляется, главным образом, у homo sapiens . Несмотря на то, что у собак или крыс существуют индивидуальные различия или меняющиеся черты темперамента, их жизнь во всех существенных особенностях регулируется их видовой принадлежностью. Только человек обладает способностью широко менять свои биологические потребности и добавлять к ним бесчисленные психогенные потребности, отражающие отчасти его культуру (ни у одного другого существа нет культуры), а отчасти его собственный стиль жизни (ни одно другое существо не заботится о своем стиле жизни).

Следовательно, индивидуальность человека бесконечно простирается за пределы хлипкой индивидуальности растений и животных, которые являются прежде всего или исключительно воплощениями тропизмов или инстинктов. Когда к скудному нервному снаряжению низших видов добавляются миллиарды клеток мозговой коры, горизонты индивидуальности расширяются. Человек разговаривает, смеется, скучает, творит культуру, молится, чувствует приближение смерти, изучает теологию и стремится к улучшению собственной личности. У существ, живущих инстинктом, нет такого множества видов активности. Поэтому нам следует с большей осторожностью переносить допущения, методы и понятия естественных и биологических наук на наш предмет. В частности, нам лучше бы не перенимать их равнодушия к проблеме индивидуальности.

Подражая старой науке, никогда не создашь новую. Новую науку создает только неутолимая любознательность по отношению к некоторому устойчивому явлению природы. Я утверждаю, что индивидуальность – это законный объект для любознательности, особенно на уровне человека, ибо именно здесь это конкретное явление природы захватывает нас. Рискну высказать мнение, что все животные в мире психологически меньше отличаются друг от друга, чем один человек от другого.

Существует, конечно, множество областей психологии, где индивидуальность не имеет значения. Требуются только знания о среднем, обобщенном человеческом разуме или о типах людей. Но если мы хотим предсказывать или регулировать поведение Джона или понять, в чем состоит его «собственно джоновское» качество, нам надо выйти за пределы психологии вида и создать более адекватную психологию личностного роста.

Очертания требуемой психологии становления можно обнаружить, заглянув в себя, ибо именно знание своей собственной уникальности дает первые и, возможно, лучшие подсказки для обретения четкого знания других людей. Правда, нам следует остерегаться проекции – предположения, что душевные состояния, интересы и ценности других людей точно соответствуют нашим. Однако именно осознавая факторы, оказывающиеся жизненно важными в нашем собственном переживании становления, мы выявляем важные проблемы. Когда мы спрашиваем себя о своем собственном ходе развития, на ум приходят такие вопросы: какова природа наших врожденных диспозиций; как влияет на нас культура и окружение; как возникают наше самосознание и наша совесть; как постепенно развивается стиль выражения; каково наше переживание выбора и свободы; как совладать с конфликтами и тревогами; и, наконец, как формируются наши более зрелые ценности, интересы и цели. Психологи время от времени занимаются теми или иными из этих вопросов, но редко рассматривают их в отношении друг к другу, что мы попытаемся сделать далее.

6. Диспозиция

Врожденные диспозиции – сырой материал для развития личности – делятся по меньшей мере на три класса. Во-первых, это общие для вида тенденции, ведущие к выживанию: набор рефлексов, влечений и гомеостатических процессов. В этот класс попадает все, что может быть по праву названо инстинктивным. В настоящее время наше знание природы инстинкта заметно прогрессирует. Из работ Лэшли, Тинбергена, Спитца, Вольфа и других мы знаем, что сложное социальное поведение отчасти вырастает из простых реакций на стимулы, организованные в паттерны. Но пока что у нас нет идеи относительно того, сколько там может быть из этих «внутренних освобождающих механизмов» («релизеров»). Например, Спитц и Вольф [249] , изучавшие социальную улыбку, установили, что она достигает зрелости, к восторгу окружающих, в возрасте от трех до шести месяцев. До этого возраста улыбка, возможно, обусловлена пищеварительной активностью. Нормальный ребенок в возрасте от трех до шести месяцев будет реагировать улыбкой на человеческое лицо или его разумное воспроизведение. Но это лицо (или маска, даже пугало) должно иметь два глаза, быть полностью видимым и движущимся. Не обязательно, чтобы лицо выражало улыбку (факт, исключающий имитацию) или принадлежало знакомому человеку. Постороннему человеку ребенок улыбается так же легко, как и матери. После шести месяцев та же перцептивная модель обычно вызывает противоположную реакцию, если лицо незнакомое. На чужака ребенок смотрит со страхом, а не с улыбкой. И, согласно Спитцу и Вольфу, если эмоциональные отношения между ребенком и его матерью серьезно нарушены, социальная улыбка не возникает или обнаруживает аномалии даже в период от трех до шести месяцев. Подобные работы чрезвычайно важны, ибо из них мы узнаем не только о существовании сырых диспозиций, лежащих в основе человеческого развития, но и о том, что диспозиции и их созревание зависят от тотального сопутствующего состояния становления. В данном случае для появления инстинкта необходимы благоприятные социальные отношения.