Евгений Ильин - Пол и гендер

В ряде стран Европы установлены квоты женского представительства в руководстве партиями, социальными движениями, парламентами, которые не превышают 30 %.

Несмотря на то что в XX в. произошел существенный сдвиг в умонастроениях относительно политической деятельности женщин (например, в США в середине 1930-х гг. были готовы проголосовать за женщину-президента около 33 % американцев, а в 1990-х гг. – около 85 %) и вторая половина XX в. охарактеризовалась прорывом женщин в высшие эшелоны власти (в Дании, Нидерландах, Норвегии треть министров – женщины, а в Швеции – даже половина; президентами и премьер-министрами становились Карасон Акино в Индонезии, Бенадир Бхуто – в Пакистане, Индира Ганди – в Индии, Маргарет Тэтчер – в Великобритании и т. д.), большинство политиков – мужчины. Это отражает существующий до сих пор гендерный стереотип, что политика – чисто мужское занятие (Mayer, Schmidt, 2004). В конце 1990 г. среди глав государств было 96 % мужчин, а среди мирового корпуса министров – 97 % (Майерс Д., 2000). Особенное недовольство участия женщин в политике наблюдается в мусульманском мире. К примеру, когда Беназир Бхуто стала премьер-министром, главнокомандующий вооруженными силами не отдавал ей воинское приветствие на том основании, что отдавать честь женщине противоречит исламу. В исламских странах осуждают мужей, позволяющих своим женам заниматься политикой. Немаловажную роль играет здесь мнение, что политика и материнская роль женщины несовместимы. Так, Б. Бхуто успела за время премьерства родить троих детей, и поэтому ее называли «вечно беременным премьером». В результате последнюю беременность она вообще скрыла от общественности.

Многие молодые женщины считают, что их устремленности в политику в будущем будет препятствовать их замужество и наличие детей. Характерно, что больше стараются заниматься политикой те молодые женщины, которые знают о существовании гендерного неравенства, чем те женщины, которые не знают об этом (Bernstein, 2005). Интересно, что в США наблюдается больший интерес к политике среди девочек, чем среди мальчиков (Alozie et al, 2003). Несмотря ни на что, существенные различия между уровнем участия мужчин и женщин в политике остаются; политика до сих пор рассматривается как мужское занятие (Mayer, Shmidt, 2004).

Однако как тут не вспомнить А. К. Толстого, который писал:

А уж сколько женщин-террористок было в России в конце XIX – начале XX в., это известно каждому школьнику. Только у одного Б. Савинкова в его «Воспоминаниях» упомянуты имена более 30 женщин, отличавшихся не меньшим, а подчас и большим фанатизмом, чем мужчины.

И именно при М. Тэтчер англичане воевали с Аргентиной. Не удалось ей погасить вражду и между католиками и протестантами в Северной Ирландии, несмотря на то что ее называли «железной леди». Поэтому ничего, кроме улыбки, не может вызвать название книги: «Женщины в управлении – безопасность в стране и мире» (М., 1999). Политика и управление страной – дело гораздо более серьезное, чем это представляется некоторым женщинам-феминисткам.

Конечно, участие женщин в политике – это веление времени. По мнению М. Дедерикс, женщины больше заботятся о социальных проблемах и более активно подталкивают правительства к решению этих проблем. Кроме того, они менее уверены в завтрашнем дне и более осмотрительны, нежели мужчины, поэтому стремятся больше финансов направлять в детские учреждения, медицину, пенсионное обеспечение. Мировой опыт парламентаризма показал, что если в законодательном органе 10 % мест занимают женщины, то это облегчает принятие законов в защиту детей, а 20–30 % женщин-депутатов обеспечивают более легкую реализацию программ, отражающих интересы женского населения.

В Советском Союзе была установлена квота для участия женщин в органах власти. Поэтому в начале 1980-х гг. в Верховном Совете депутатов трудящихся СССР их было 32,8 %, в таком же совете РСФСР – 35 %, в союзных республиках – 36,2 %, в автономных республиках – 40,3 %. [13] Но они, впрочем, как и депутаты-мужчины, не оказывали никакого влияния на принятие тех и иных решений, так как голосование проходило как единогласное «одобрямс».

Положение существенно изменилось при выборах без квоты. В 1990 г. женщин – депутатов Верховного Совета РФ было всего 3 %, Верховного Совета СССР – 8,9 % от общего количества депутатов. В Государственную Думу России в 1993 г. избрали 13,6 % женщин, в 1995 г. их стало 9,6 %, а в 1999 г. женщин было выбрано еще меньше – 7 % (тогда как женского населения в стране 52 %, т. е. большинство, хотя и небольшое). Среди самих женщин существует убеждение, что политика – не женское дело. Однако, несмотря на давление социальных стереотипов, некоторые женщины выбирают политику в качестве своей профессиональной деятельности, но 70 % из них не вполне уверены в своих силах.

Сами женщины относятся к своему выбору двояко: на сознательном уровне – положительно, на подсознательном – испытывают чувство вины, чувство неполноценности из-за несоответствия принятым в патриархальной культуре типам женской социализации. Так что дело, скорее всего, в менталитете женщин, а не мужчин. Е. М. Зуйкова и Р. И. Ерусланова (2001) считают, что «субъективной причиной отчуждения женщин от политики является низкая активность самих женщин в силу консервативности существующих взглядов, весьма активно поддерживаемых средствами массовой информации. Следует отметить и низкую конкурентоспособность женщин в политической сфере, особенно в период избирательных кампаний. Мужчины, находящиеся у власти, не содействуют продвижению женщин к власти» (с. 105). Авторы высказываются за новое введение избирательных квот для женщин. Но как же тогда быть со свободным волеизъявлением народа? Разве это не будет нарушением демократии, за которое так ратуют феминистки? И что должны делать партии? Ради квоты искусственно тянуть в свои ряды и в депутаты женщин?