Карл Юнг - Очерки по психологии бессознательного (сборник)

Тот факт, что мужчина наивно приписывает реакции своей анимы самому себе, не понимая, что он не должен идентифицировать себя со своим автономным комплексом, повторяется в фемининной психологии, и даже в гораздо большей степени. Подобная идентификация с автономным комплексом является существенной причиной сложности понимания и описания данной проблемы, не говоря уже о свойственной ей неясности и неизученности. Мы привыкли исходить из наивного убеждения, что являемся единственными хозяевами в своем доме. Поэтому нам необходимо вначале свыкнуться с мыслью о том, что даже наша самая интимная психическая жизнь протекает, так сказать, в доме, в котором есть двери и окна в мир, и хотя сами предметы или содержания этого мира воздействуют на нас, но нам самим не принадлежат. Многие с трудом могут воспринять подобную гипотезу, и с таким же трудом им удается действительно осмыслить тот факт, что психология окружающих людей вовсе не обязательно идентична их собственной. Возможно, читателю покажется преувеличением мое последнее замечание, потому что индивидуальные различия в общем все же осознаются людьми. Следует, однако, учитывать тот факт, что наша индивидуальная сознательная психология развивается из первоначального состояния бессознательности (обозначенного Леви-Брюлем как мистическое соучастие), и, следовательно, она не дифференцирована. Следовательно, осознание различия представляет относительно позднее достижение человечества и, вероятно, относительно малую часть неизмеримо большего поля изначальной идентичности. Различение есть сущность и непременное условие сознания. Поэтому все бессознательное недифференцировано, и все, что происходит бессознательно, действует на основе неразличения, иначе говоря, определение того, что принадлежит, а что не принадлежит самости, отсутствует. Невозможно установить заранее (априори), происходит ли что-либо со мной, с другим или с обоими. Чувство тоже не дает в этом отношении надежных указаний.

Нельзя ео ipso [146]приписывать женщинам неполноценное сознание; оно просто другое, чем маскулинное сознание. Но, подобно тому, как женщина часто легко осознает вещи, которые мужчина еще долго стремится понять, блуждая в потемках своей психики, так же естественным образом и у мужчины есть сферы опыта, которые для женщины еще остаются в тени, а стало быть неразличимы, главным образом по причине отсутствия интереса к ним. Личные отношения, как правило, для нее важнее и интереснее, нежели объективные факты и их взаимосвязи. Обширные области торговли, политики, техники и науки, все царство, где находит себе применение мужской разум, – все это попадает у нее в полумрак сознания, но, со своей стороны, женщина обладает осознанностью, разработанной в мельчайших подробностях в сфере личных отношений, бесчисленные нюансы которых от мужчин обычно ускользают.

Поэтому следует ожидать от бессознательного женщины существенно иных аспектов, чем те, которые мы находим в бессознательном мужчины. Если бы я попытался одним словом обозначить то, в чем состоит различие между мужчиной и женщиной в этом отношении, т. е. то, что характеризует анимус в отличие от анимы, то я мог бы сказать только одно: если анима создает настроения, то анимус – мнения, и как настроения мужчины появляются на свет из темных глубин, так и мнения женщин основываются на столь же бессознательных, априорных предпосылках. Мнения анимуса очень часто принимают характер твердых убеждений, поколебать которые нелегко, или принципов, ценность которых представляется неопровержимой.

Анализируя эти мнения, мы тотчас же сталкиваемся с бессознательными предпосылками, существование которых нужно, однако, еще обосновать, т. е. эти мнения, по всей видимости, выражаются так, словно эти предпосылки уже существуют. В действительности же эти мнения совсем не выражаются, они существуют уже в готовом виде, так что поддерживаются до такой степени позитивно и столь убедительно, что женщине даже и в голову не придет в них усомниться.

Было бы заманчиво полагать, что анимус, подобно аниме, персонифицируется в единственной фигуре. Но, как показывает опыт, это верно лишь отчасти, поскольку неожиданно возникает и другой фактор, обусловливающий существенно другую ситуацию, отличающуюся от ситуации какого-либо мужчины. А именно анимус появляется не как одна персона, а скорее как множество персон. В рассказе Г. Дж. Уэллса «Отец Кристины Альберты» все поведение героини подчинено вышестоящему моральному авторитету, который с неумолимой суровостью и отсутствием чувства юмора, сухо и точно в каждом случае дает оценку тому, что она сейчас делает и по каким мотивам. Уэллс называет эту инстанцию «Судом совести». Это собрание судей, выносящих приговоры, т. е. своего рода судебная коллегия, и есть персонификация анимуса. Анимус – нечто вроде собора отцов и авторитетов разного рода, которые ex cathedra [147]провозглашают свои неоспоримые, «разумные» суждения. При ближайшем рассмотрении оказывается, что эти взыскательные суждения представляют собой главным образом высказывания и мнения, бессознательно и хаотически почерпнутые из детства и составляющие канон общепринятой истины, правильности и разумности; некий компендиум заранее заготовленных мнений или предубеждений, которые везде, где отсутствует сознательное и компетентное решение (что случается сплошь да рядом), тотчас же спешат на помощь. Эти мнения выступают то в виде так называемого «здравого» смысла, то в виде принципов, пародирующих воспитание: «Люди всегда поступают в этом случае так» или «Ведь каждый скажет тебе, что это и есть то».

Нет необходимости говорить, что анимус проецируется так же часто, как и анима. Мужчины, которые в особенности подходят для таких проекций, либо являются ходячими копиями самого Господа Бога, знают правильные ответы на все вопросы, либо – непризнанными болтунами, имеющими в своем распоряжении запас ходовых выражений и способными переводить обычную повседневную реальность на язык «возвышенного переживания». Характеристика анимуса все же будет неполной, если представить его себе исключительно как консервативную коллективную совесть; он и реформатор в области логики, он питает необычайную слабость к трудным или незнакомым словам как к приятнейшей замене ненавистных ему размышлений в вопиющем противоречии с собственными правильными мнениями.

Анимус, так же как и анима, – ревнивый любовник. Он способен заменить реального человека мнением о нем, которое крайне сомнительно и основания которого никогда не подвергаются критике. Мнения анимуса неизменно коллективны; они отвергают индивидов и индивидуальные суждения точно так же, как анима навязывает свои эмоциональные ожидания и проекции, возникающие между мужчиной и женщиной. Если женщина привлекательна, мнения анимуса мужчины содержат в себе нечто трогательно ребячливое, что заставляет его принять великодушную позу, наигранно отеческую, профессорскую манеру. Когда же женщина не затрагивает сентиментальных мужских струн, от нее прежде всего ожидается компетентность, а вовсе не трогательная беспомощность и глуповатость, когда ее мнения, исходящие от анимуса, раздражают мужчину до смерти, главным образом постольку, поскольку они строятся не на чем ином, как на мнении ради самого мнения, ведь «каждый имеет право на свое мнение». Здесь мужчины делаются язвительными: неустраним тот факт, что анимус всегда заигрывает с анимой, и, разумеется, наоборот, так что любое дальнейшее обсуждение становится невозможным.