Карл Юнг - Очерки по психологии бессознательного (сборник)

Современные люди не сделали абсолютно ничего по сравнению с этим (вспомним свидетельства древних, касающиеся элевсинских мистерий!). Масонство, Гностическая Церковь Франции, легендарные розенкрейцеры, теософия и т. д. суть поблекшие подмены того, что следовало бы занести в список исторических утрат красными чернилами. То, что в бессознательных содержаниях вся символика инициации выступает с недвусмысленной ясностью, является непреложным фактом. Возражение, что все это, дескать, древнее и абсолютно ненаучное суеверие столь же академически несостоятельно, как если бы свидетель эпидемии холеры сказал бы, что это всего лишь простое инфекционное заболевание, результат негигиеничного поведения. Вопрос не в том – я не перестаю это подчеркивать, – являются ли символы инициации объективными истинами или нет, а лишь в том, являются ли эти бессознательные содержания эквивалентами практик при инициации и оказывают ли они воздействие на психику человека или нет. Несостоятелен и вопрос о том, желательны они или нет. Достаточно того, что они существуют и действуют.

Поскольку невозможно дать читателю подробное описание длинных последовательностей образов, то, как я полагаю, он удовлетворится немногими уже приведенными примерами, а в остальном доверится моему утверждению, что это логически выстроенные, целенаправленные взаимосвязи. При этом я замечу, что употребляю слово «целенаправленный» с известным колебанием. Это слово следует употреблять осторожно и с оговорками. В случаях душевных расстройств можно наблюдать цепочки сновидений, а у невротиков – последовательности фантазий, которые протекают как бы без видимой цели. Молодой человек, чью суицидальную фантазию я привел выше, напрямую продуцировал бесцельные фантазии, пока не научился принимать активное участие и сознательно в них вмешиваться. А лишь благодаря этому возникает направление к цели. С одной стороны, бессознательное – это чисто естественный непроизвольный процесс, но, с другой стороны, он обладает той потенциальной направленностью, которая характеризует все энергетические процессы. И если сознание активно и переживает каждую стадию такого процесса и по крайней мере интуитивно постигает ее, то тогда каждый следующий образ всякий раз отправляется на добытую благодаря этому более высокую ступень, – так и развивается целенаправленность.

Непосредственная цель анализа бессознательного поэтому заключается в том, чтобы достичь состояния, в котором бессознательные содержания уже не остаются бессознательными и уже не выражают себя непосредственно как анима и анимус, т. е. состояния, в котором анима и анимус становятся функцией отношения к бессознательному. Пока они таковыми не являются, они представляют автономные комплексы, факторы, вызывающие расстройства, которые прорывают контроль со стороны сознания и ведут себя в точности, как «нарушители спокойствия». Поскольку это достаточно хорошо известный факт, то и само слово «комплекс» в этом смысле стало общеупотребительным. Чем больше у мужчины «комплексов», тем более он одержим, и когда мы пытаемся выстроить картину личности, выражающей себя через свои комплексы, то нам следует допустить, что это напоминает не что иное, как истерическую женщину, т. е. аниму! Но если теперь такой мужчина осознает свои бессознательные содержания – поначалу как фактические содержания своего личного бессознательного, потом – как фантазии коллективного бессознательного, то он доберется до корней своих комплексов и на этом пути избавится от своей одержимости. Здесь явление анимы прекращается.

Эта верховенствующая сила, однако, приведшая к одержимости, – ибо то, от чего я не могу отделаться, в каком-то смысле превосходит меня, – должна по логике вещей исчезнуть вместе с анимой. Необходимо стать «свободным от комплексов», так сказать, психологически «вышколенным».

Ничто не должно больше происходить без санкции Эго, и, когда это Эго чего-то хочет, все остальное не должно вмешиваться, нарушать его планы. Тем самым Эго получает как бы заведомо неуязвимую позицию, непоколебимость сверхчеловека или превосходство совершенного мудреца. Обе фигуры представляют идеальные образы: Наполеон – с одной стороны, Лао Цзы – с другой. Обе фигуры соответствуют понятию «сверхъестественно влиятельного», – это то самое выражение, которое Леман использует для определения мана в своей известной монографии [154]. Поэтому я называю такую личность просто мана-личностью. Она соответствует доминанте коллективного бессознательного, архетипу, который формализовался в человеческой психике через соответствующий опыт в течение немыслимо долгого времени. Первобытный человек не анализирует и не дает себе отчета в том, почему другой имеет над ним превосходство. Если тот умнее и сильнее его, то он как раз обладает мана, т. е. имеет большую силу; но другой может и потерять эту силу, возможно, оттого, что кто-то переступил через него во время сна или наступил на его тень.

Исторически мана-личность превращается в фигуру «героя и богоподобного существа» [155], земную форму которого принимает жрец. На то, как часто мана-личностью бывает врач, может посетовать и аналитик. Поскольку Эго забирает себе власть, якобы принадлежащую аниме, то это Эго и становится мана-личностью. Такой исход – явление почти закономерное. Я не наблюдал еще ни одного более или менее далеко зашедшего в своем развитии случая подобного рода, где, по крайней мере, мимолетная идентификация с архетипом мана-личности не имела бы места. И то, что так происходит, – вполне естественно, ибо она не бывает неожиданной ни для того, кто испытывает это сам, ни для всех остальных. Едва ли откажешь кому-нибудь в удовольствии хоть немного восхититься собой после глубокого проникновения в суть вещей; у людей есть и другая подобная потребность – отыскать где-нибудь осязаемого героя или совершенного мудреца, лидера и отца, фигуру, обладающую несомненным авторитетом, чтобы с величайшим рвением воздвигнуть ему храм, пусть и крошечный, и начать там поклонение кумиру. Это не только жалкая глупость лишенных своего мнения «подпевал», но и естественный психологический закон, гласящий: то, что было однажды, всегда будет в будущем. Так и будет происходить до тех пор, пока сознание не положит конец наивной конкретизации изначальных образов. Я не знаю, желательно ли, чтобы сознание изменяло вечные законы; я знаю только, что случайным образом оно их изменяет и что подобная мера для некоторых людей составляет жизненную необходимость, однако это не всегда мешает именно им утверждаться самим на отцовском троне, лишний раз подтверждая старое правило. В самом деле, очень непросто разглядеть, каким путем можно ускользнуть от суверенной власти изначальных образов.