Карл Юнг - Структура и динамика психического (сборник)

744 «Реальна» ли мысль? При таком способе мышления, вероятно, лишь постольку, поскольку она имеет отношение к чему-то, что может быть воспринято чувствами. Если подобного отношения не наблюдается, мысль рассматривается как «нереальная», «странная», «фантастическая» и т. д. и, таким образом, объявляется несуществующей. Фактически, так происходит постоянно, несмотря на то, что в философском отношении это чудовищно. Мысль была и есть, даже если она не имеет никакого отношения к осязаемой реальности; она даже обладает способностью воздействовать на окружающий мир, в противном случае никто бы не заметил ее. Но поскольку маленькое слово «есть» при нашем способе мышления относится к чему-то материальному, «нереальная» мысль вынуждена довольствоваться существованием в туманной сверхреальности что на деле равнозначно нереальности. И все же мысль, надеюсь, оставила неоспоримые следы своего присутствия; возможно, мы чересчур спекулировали ею и тем самым нанесли себе серьезный ущерб.

745 Следовательно, наше практическое представление о реальности, по всей видимости, нуждается в пересмотре. И это настолько несомненно, что даже популярная литература начинает включать всевозможные виды «сверх»-понятий в свой терминологический багаж. У меня это явление вызывает неизменное сочувствие, поскольку, действительно, что-то не совсем в порядке в том способе, каким мы смотрим на мир. Ведь крайне редко в теории, и почти никогда на практике, мы вспоминаем, что сознание не имеет прямого отношения ни к каким материальным объектам. Мы не воспринимаем ничего, кроме образов, косвенно передаваемых нам сложным нервным аппаратом. Между нервными окончаниями чувственных органов и образом, который появляется в сознании, существует еще интерполированный и бессознательный процесс, который трансформирует физический факт, например, света в психический образ «света». Без этого сложного бессознательного процесса трансформации сознание не могло бы воспринять ничего материального.

746 Вследствие этого то, что является нам в качестве непосредственной реальности, состоит из подвергшихся процессу тщательной трансформации образов – более того, мы живем непосредственно только в мире образов. Для того чтобы определить, хотя бы приблизительно, реальную природу материальных вещей, нам необходим детально разработанный аппарат и сложные процедуры химии и физики. Данные дисциплины фактически являются инструментами, помогающими человеческому интеллекту заглянуть за обманчивую завесу из образов в не-психический мир.

747 Следовательно, перед нами – психический мир, далекий от того, чтобы быть материальным, позволяющий делать только косвенные и гипотетические умозаключения относительно реальной природы материи. Только психика обладает непосредственной реальностью, и эта реальность включает в себя все формы психического, даже «нереальные» идеи и мысли, которые не имеют никакого отношения к чему-либо «внешнему». Мы можем называть их «воображением» или «бредом», но это никоим образом не уменьшает их значимости. Фактически, нет такой «реальной» мысли, которая не могла бы быть временами отодвинута в сторону «нереальной» – и это свидетельствует о том, что последняя может оказаться сильнее и действеннее, чем первая. Куда серьезнее любых физических опасностей чудовищные последствия бредовых идей, которым, тем не менее, отказывает в какой бы то ни было реальности наше ослепленное миром сознание. Наш немало восхваляемый разум и безгранично переоцененная, сравнительно с ее реальными возможностями, воля иногда совершенно бессильны перед лицом «нереальных» мыслей. Мировые силы, правящие всем человечеством – неважно, ради добра или зла, – это бессознательные психические факторы, и именно они вводят в действие сознание и, следовательно, создают sine qua non [108]для существования какого бы то ни было мира вообще. Мы погружены в мир, который был создан нашей собственной психикой.

748 На основании этого мы можем судить о том, насколько серьезную ошибку совершает наше западное сознание, когда рассматривает психическое только в качестве реальности, производной от физических причин. Восток мудрее, ибо считает, что сущность всех вещей коренится в психическом. Между неведомыми сущностями духа и материи занимает свое место и реальность психического – психическая реальность, единственная реальность, которую мы способны переживать непосредственно.

Первоначально опубликовано на немецком языке под названием «Wirklichkeit und Überwirklichkeit», Querschnitt (Berlin), XII: 12 (Dec. 1933).

749 Рассмотрение проблем, касающихся стадий человеческого развития, является весьма ответственной задачей, потому что она предполагает не что иное, как отображение картины психической жизни во всей ее полноте, от колыбели до могилы. В рамках данной лекции такую задачу можно выполнить лишь в общих чертах. Вот почему мы не будем здесь описывать нормальные психические явления на различных стадиях развития, а ограничимся рассмотрением лишь некоторых проблем, то есть вещей сложных, спорных и неоднозначных; короче говоря, вопросов, допускающих не одну, а несколько трактовок, причем трактовок не бесспорных. Так что многое из обсуждаемого нам придется мысленно сопроводить вопросительным знаком. Более того, кое-что придется попросту принять на веру, а время от времени «идти на поводу» у весьма отвлеченных предположений.

750 Если бы психическая жизнь состояла только из самоочевидных жизненных фактов – что все еще представляется таковым неразвитому сознанию – то мы смогли бы довольствоваться здоровым эмпиризмом. Но психическая жизнь цивилизованного человека полна проблем; мы даже не можем думать о ней иначе как в терминах проблем. Наши психические процессы состоят большей частью из размышлений, сомнений, опытов, в основе своей совершенно чуждых бессознательному, инстинктивному уму первобытного человека. Именно росту сознания, этому данайскому дару цивилизации, мы обязаны существованием, собственно, проблем. Именно отрыв человека от инстинкта, его противопоставление себя инстинкту, создает сознание. Инстинкт – это и есть природа, и он ищет способы утвердить ее, увековечить природное начало, тогда как сознание может лишь стремиться к культуре или к ее отрицанию. И даже когда мы возвращаемся к природе, вдохновленные тоской по ней в духе Руссо, то мы «облагораживаем» – культивируем, созидаем ее. До тех пор пока мы еще погружены в природу, у нас нет сознания и мы живем под защитой инстинкта, не знающего проблем. Все, что что осталось в нас природного, уходит от проблем, поскольку они порождают сомнения, а где властвует сомнение, там царят и неопределенность, и возможность выбора. А где есть возможность выбора, там инстинкт более не управляет нами, и мы предаемся страху. Ибо сознание ныне призвано сделать то, что ранее природа всегда делала для своих детей: а именно, принять определенное, бесспорное и безошибочное решение. И здесь нас охватывает человеческий – слишком человеческий – страх за то, что сознание – наша прометеева победа – в конечном итоге, не сможет послужить нам так же хорошо, как природа.